он знал, что тридцать семь минут в воздухе над изумрудной водой пролетят быстро, как всё в жизни, – но он ошибался.
Карла не делала вид, будто верит в безопасность. С тех пор как в Кабуле под её крылом взорвался грузовик, она перестала доверять даже небу. С тех пор как сгорел её напарник, а она вытащила из-под пепла только обломки шлема, она знала: тишина – это только форма предчувствия.
Сзади, в салоне, пассажиры вели себя так, как ведут себя те, кто верит в расписание: кто-то читал, кто-то спал, кто-то листал фотографии на телефоне, пытаясь отогнать страх полёта привычкой к повседневному. Лиа Коллинз, сидящая у аварийного выхода, не верила в повседневность. Она смотрела не в иллюминатор, а на мужчину через проход – высокого, хмурого, с руками, лежащими слишком спокойно на коленях, словно он давно привык держать в них оружие.
Лиа была не журналисткой – не совсем. Она умела писать, умела говорить, умела очаровывать – и умела убивать, если это было нужно. Она летела не за историей, а за истиной, и знала, что правда никогда не бывает тихой. У неё было задание: наблюдать. Отчёт должен был быть холодным, профессиональным, безэмоциональным. И всё бы пошло по плану, если бы не она – Карла. Карла, с лицом, словно вырезанным из стальной маски, с глазами, в которых пульсировал упрямый, живой, непрошибаемый свет.
Карла не замечала взгляда. Она была внутри машины, внутри себя, внутри неба. Но всё менялось – уже сейчас. Уже в эту секунду.
Тот мужчина в проходе – Акиньел Тейлор – поднялся, как будто просто хотел пройти в туалет. Его движения были медленными, точными, невидимо опасными, как у охотника, знающего, что добыча сама идёт к нему. Он сделал несколько шагов, затем ещё, и никто не закричал, никто не встревожился, пока его рука не скользнула под рубашку, откуда сверкнуло что-то узкое, острое, стальное.
Всё произошло за три секунды. Пассажир в шестом ряду вскрикнул, когда клинок полоснул его по плечу. Кто-то закричал. Женщина у окна пыталась закрыть лицо руками, как будто страх можно было спрятать под ладонями. Карла обернулась на звук – и всё внутри неё превратилось в ледяную команду: "Встать. Двигаться. Действовать."
Она сорвала наушники, рванула дверь в салон и увидела его – Тейлора, уже у кабины, с оружием, с выражением на лице, которое не поддается описанию, только считыванию: он не был сумасшедшим. Он был уверен.
Дарио вскочил, потянулся к рукоятке пистолета, спрятанного под креслом, но опоздал – нож полоснул его по руке, по шее, и кровь хлынула слишком быстро. Карла не закричала. Она прыгнула вперёд, как будто в ней снова ожила та самая армейская резкость, которую она пыталась похоронить, – и врезалась в мужчину всем телом, всей памятью, всем горящим нутром.
Они упали вместе. Он пнул ее, как тренировочный манекен, она ударилась о пол, воздух вышибло из легких. Он поднял нож. И в этот момент – Лиа, которая не должна была вмешиваться. Лиа, которая была просто наблюдателем, встала – и бросилась вперёд. Без оружия. Без плана. Только с пониманием, что если Карла умрёт – в этом небе погаснет то, что она ещё не успела назвать словами.
Она схватила Тейлора за запястье, и он, дёрнувшись, отшатнулся. Этого хватило: Карла, прокатившись, ударила его ногой, вырвала из кобуры пистолет и, прижав к полу, выстрелила рядом – не в него. В пол. Предупреждение.
Он замер. Его взгляд не был страхом. Это был вопрос. И Карла ответила:
– Двигайся – и умрёшь.
ГЛАВА II. Следы на стекле
Самолёт лёг на курс с мёртвой тишиной в кабине. Кровь на приборной панели застыла неровной дугой – как будто кто-то пальцем написал короткое послание на стекле между мирами. Дарио полулежал в кресле, с тряпкой, зажатой у шеи. Его лицо посерело, но глаза оставались ясными. Карла, зажав в руке рацию, передавала координаты, не давая голосу сорваться в крик.
– Tropic 7-1, мы запрашиваем экстренную посадку в Сан-Педро. Есть раненые. Один пассажир представлял угрозу. Угроза устранена. Повторяю: угроза устранена. Экипаж повреждён. Я беру управление на себя. Код три-ноль-ноль.
Пауза. Затем в наушниках отозвался сухой голос наземного диспетчера:
– Принято, Tropic 7-1. Вижу вас на подходе. Вам обеспечен приоритет. Полоса свободна.
Карла кивнула, хотя никто этого не видел. Её ладони скользнули по панели – всё под контролем, скорость стабильная, курс прямой. Внутри самолёта было тихо, как в храме после землетрясения.
Сзади, в салоне, пассажиры сидели напряженными, окаменевшими силуэтами. Кто-то плакал – тихо, как ребенок, боясь разбудить небо. Женщина в зелёной кофте сидела, крепко прижимая к себе сына. На полу, обхватив голову, сидел молодой парень в наушниках, слёзы текли по щекам, но он не вытирал их – будто знал, что в таких моментах человек не принадлежит себе.
Тейлор был в наручниках, лицо его было побито, губа разбита, глаза закрыты, но он был жив. Он лежал у аварийного выхода, привязанный к сиденью ремнями, и, казалось, даже дышал по-другому – как будто в нём не осталось ничего человеческого, только терпение. Он ждал.
Лиа сидела напротив, не отрывая взгляда. На её лице не было ни паники, ни страха.