что с недавних пор задолжал этому подтянутому и с виду мягкому человеку с «купеческим» пробором льняных волос триста «рублей». При случае обещал вернуть, а всё чего-то не получалось и не получалось. Конечно, если бы тот серьёзно предъявил ему долг, то давно бы отдал, но, пользуясь то ли добротой, то ли разгильдяйством институтского товарища, всё откладывал и откладывал. А тот особенно не настаивал, имея свой интерес и являясь поставщиком профиля для обшивки балконов. Да и деньги-то – тьфу, разговоров больше.
– Привет, Сергей! Рад слышать тебя… Поверь, всё это время испытываю неудобство. На днях перечислю тебе всю сумму, так что спи спокойно!
– На сон не жалуюсь, потому что совесть чиста… Но звоню тебе не по этому вопросу. Если помнишь, мы когда-то ходили в институтское литобъединение. Так вот, с тех пор продолжаю изводить бумагу. Да и ты не угомонился – иногда читаю в журналах твои рассказы. Блеск! К чему я всё это? А к тому, что попалось мне объявление о литературном конкурсе, который ты замутил в своём городе. А что, если мне поучаствовать в нём? Глядишь, по старой памяти что-нибудь и выгорит! Тогда и я постарался бы, например, забыть о твоём долге! Годится такое предложение? Вот только не знаю – можно ли иногородним участвовать?
– Серёга, друг дорогой, невнимательно читал ты положение о конкурсе. Ведь он у нас международный, а значит, литераторам всего мира открыты виртуальные двери. Главное условие при этом: талант! Но талант, сам понимаешь, субстанция аморфная, его за локоток не ухватишь, и что может понравиться одному, другого отвратит. И он будет прав: ну, так человек видит. И чем ему можно возразить?! Но в любом случае я тебя услышал. Присылай работу на электронный адрес, указанный в объявлении.
– На твоё имя?
– Нет. На человека по фамилии Подберёзов – он координатор конкурса. А я Джонсону сообщу о тебе.
– Кому, кому?..
– Фу, ты – оговорился… Валентину этому самому, Подберёзову!
– Сегодня же пошлю! – обрадовался Сергей.
Чернопут не ожидал такой покладистости от удивившего Проймина. «Это надо, три сотни не пожалел, – радостно сокрушался Герман Михайлович, – чтобы чуток прославиться, хотя кому теперь нужна такая слава, если далее города она не прокатится. Или уж настолько съехал с колёс человек, что готов разбрасываться деньгами неизвестно чего ради? Ведь никогда он не слыл мотом, каждая у него копейка на учёте. Это уж и вовсе непонятно – не тот он человек, чтобы быть лохом. Или что-то своё держит на уме. Хотя так, наверное, и есть: зависим он от него, ох, как зависим – вот и лебезит!»
Проймину же и деваться некуда. Так бы любой поступил на его месте. «Если просить возврата долга не с руки, то хоть с такого захода, глядишь, что-нибудь обломится, – рассуждал Сергей, успокаивая себя. – А что: недурственно будет миллиончик отхватить! Тогда можно и в ресторан Михалыча сводить, а то он чуть чего бессовестно напоминает об этом: мол, скупердяй ты, Проймин, каких свет не видывал. Можно подумать, что сам он такой лошок, что хоть слёзы лей, до невозможности жалея его. Нет, дорогой