недостатком улик, но Элла все равно была уже сыта по горло такой жизнью. Она подала на развод и нашла себе другого мужа. Гектор же (которому позднее ампутировали ногу, поскольку он пренебрег советами врача и покинул больницу раньше, чем следовало) полностью утратил связь со своими отпрысками.
Гортенс была средней из шести детей в семье[16]. Вспоминая сестер, она называла их красавицами, а себя считала неказистой – «непослушная рыжая грива, с которой не справлялись никакие щетки и расчески, ехидная веснушчатая мордашка»[17], но при этом она всячески следила за своей внешностью и выглядела исключительно аккуратно, сама кроила себе платья и одевалась всегда модно – во всяком случае для захолустного Сент-Джорджа. Немного повзрослев, Гортенс стала придерживаться строгой диеты, начала курить, дабы умерить аппетит, подхватывала все свежие поветрия из раздела «секреты красоты» – вроде того, что если регулярно шлепать себя по бедрам, это, мол, снизит риск развития целлюлита. Все шестеро братьев и сестер жили дружно, хотя и конкурировали за внимание работавшей не покладая рук матери. Они изобретали игры, мастерили кукол из дерева и клочков ткани, украшали стены композициями из пряжи и даже из своих волос, вплетенных в причудливые цветочные венки. Ставили спектакли, показывая их в амбаре за домом. Заворачиваясь в отжившие свой век тюлевые занавески, Гортенс чаще всего исполняла роль Безумной Мод и изображала драматическую смерть своей героини, валясь на софу из мешков с зерном.
Гортенс была своенравным, норовистым, «проблемным», по ее собственным словам, ребенком. «Я всегда относилась ко всему серьезно, никогда ничего не делала кое-как, – рассказывала она. – Ничто не могло удовлетворить мое любопытство, мою тягу к новому опыту, к открытию новых миров»[18]. Поссорившись с кем-нибудь из братьев или сестер или испытывая приступы жалости к себе, Гортенс уединялась на чердаке, где под самой крышей соорудила собственное убежище: занавески – из клочков ненужной ткани, диван – из потрепанных ковровых дорожек, стол – из старых деревянных ящиков. Она могла сидеть там часами – читать, играть с куклами, предаваться мечтам, воображать, какой будет месть злейшему на сегодня врагу, продумывать планы побега из этой глуши. Ее вдохновляли истории, которые она слышала от дедушки с бабушкой, – о том, как они пересекли океан, проехали тысячи миль по диким, опасным пустошам, дабы обустроить на новой земле свою версию рая. «Жизнь у них была – не фунт изюма», – вспоминала Гортенс. «Хоть мы были детьми, но все равно те истории» про быт пионеров «оказались нам очень близки, воспринимались как часть нашего теперешнего существования»[19]. Она унаследовала от предков их бесстрашие и страстность – только в ее случае все устремления были направлены на бегство из Сент-Джорджа – навстречу жизни в большом городе.
Окончив школу в Сент-Джордже, Гортенс перебралась в Солт-Лейк-Сити, поселилась там у старшей сестры Зеллы