появившуюся в них вместе с чистотой.
Сюрреализм какой-то, – решила я.
Мужчины заняли длинный стол, а мы с Сарой примостились в смежной со столовой кухне, где уютно теплились укутанные полотенцем кастрюли с едой на плите, накрытой какой-то железной пластиной.
– А почему огонь накрыт? – заинтересовалась я. Сара деликатно поднесла палец к губам и передала мне кусок хлеба.
– Скажи: Борух Ато… Я сообразила, что опять требовалось произнести благословение. Я была послушна, так как осознавала, что это не просто застывший ритуал, а что-то очень живое и насущное.
Сказав благословение, я увлеклась вкусным хлебом и забыла о вопросе, который хотела задать.
Мы положили себе в тарелки винегрет, селедку, салат из тертых яиц и принялись за еду.
Мужчин мы могли слышать, но не видеть. Через приоткрытую дверь доносились их разговоры на русском, идише и английском языках, перемежаемые смехом и стройным пением. Отблеск субботних свечей из столовой на кухню не доходил, но духовно наполнял и ее, придавая всему какую-то возвышенность.
– …Меня вообще-то Катей звали, – возобновила разговор Сара, – еврейское имя я сама взяла.
Что значит взяла? Имя дается родителями! – мысленно воскликнула я, но решила не перебивать Сару.
– Мой отец, видишь ли, еврей, а мама русская. Я всегда к Б-гу тянулась, но о синагоге ничего не знала.
Я понимающе кивнула – что и говорить, ситуация весьма знакомая, похожая на мою.
– …Поступила я в университет, – продолжала Сара, – на исторический факультет… – А я на журналистике учусь, – вставила я реплику, не утерпев.
– Да? А где ты живешь? В общаге?
– Нет, у тети в Люберцах. А ты – в общаге?
– Нет, не дай Б-г в таком месте жить… Я, к счастью, москвичка.
– Ясно. Ну, давай, рассказывай дальше, извини, что перебила.
– Так вот, два года назад я поступила в университет, и в один прекрасный день подходит ко мне парень и говорит: Катя, почему ты не ходишь в синагогу, ты ведь явная еврейка. Приходи на субботу! Мне стало интересно, а этот парень – он, кстати, тоже здесь присутствует, – привел меня на ближайший шабос сюда, в Марьинку. Сразу представили меня реб Довиду – я тебе покажу его – и расспросили о семье. Тут же выяснилось, что по еврейскому закону, по Торе, никакая я не еврейка.
– Почему? – воскликнула я, представив себе разочарование Сары.
– Потому что определяют по матери, а не по отцу.
– Правда? Ну, и что же ты могла поделать?
– Я не только могла, я и сделала, – сказала Сара, просияв всем своим чудным ликом, – я прошла гиюр.
– И тогда тебя назвали Сарой?
– Ну да.
– А гиюр – это что, посвящение в еврейство?
– Да, вроде того.
– Здорово, – вздохнула я, – значит, еврейское имя получаешь только если проходишь гиюр. А если мне, например, его не надо, то я и имя получить не могу? Жаль. Мне