только после кормления, и ей не терпится участвовать. Витька дремлет у нее на руках.
Бабушка качает головой, ее мучают сомнения.
– Расцветка какая-то… слишком заграничная.
– Ой, мама, у тебя старорежимные представления!
– По двадцать восемь брали? – интересуется другая наша соседка, Соня, паспортистка из домоуправления. Она озабоченно курит у дверей, отгоняя дым в коридор.
– По тридцать два, – сухо отвечает мама.
– Чего ты даешь? – говорит мне Миша. – Молоток давай.
Ошибаюсь я от усердия.
В дверь звонят, я бегу открывать.
– Жалко, не успели! – нервничает мама. – Только не говори ничего, пусть сам увидит…
Папа приходит усталый.
– Здорово, поросенок… – Он привычно шлепает меня по спине и идет на кухню.
Раздевшись до пояса, он долго умывается. Я стою у двери с полотенцем и чистой рубахой в руках, сторожу, чтобы не зашли женщины.
– Я по четвертной контрольной пять с минусом получил.
– А почему с минусом?
– Помарок много.
Брызги летят по всей кухне, он фыркает и стонет, стирая с шеи полосы копоти, и с такой же яростью вытирается.
– У нас занавески новые, – не выдерживаю я. – Только это – секрет.
В комнате мы появляемся в самый ответственный момент – Миша закрепляет багет. Отец здоровается, садится на свое место к столу.
– С обновкой, Константин Васильевич! – улыбается Оксана.
Миша спрыгивает на пол и задергивает обе половинки. Деревянные кольца сухо и тонко звенят. Все рассматривают покупку в торжественной тишине.
Мама старается выглядеть безразличной.
– Ну как тебе? – спрашивает она, не выдержав.
– Нормально.
Бабушка сдвигает мамину машинку и бумаги, ставит перед отцом сковородку с макаронами.
– Мне нравится, что рисунок скромный, – объявляет она.
– Хозяин доволен – с вас магарыч! – Миша оглушительно смеется.
– Ой, я вам так благодарна, честное слово! Мне прямо неудобно…
– Немыслимые все-таки деньги, – выходя, вздыхает Соня, и мама тускнеет.
– Да плюнь ты на эту воблу! – добродушно советует Оксана, пробуя Витькину пеленку. – Нам с Витькой нравится…
– Ради бога, тише! – пугается бабушка.
– Ее, что ли, деньги? Хоть приличная вещь в доме. А то все на эту чертову жратву.
– Совсем другой вид, правда? – Мама на глазах расцветает. – Знаешь, какую очередь выстояла!
Мы остаемся вчетвером. Бабушка берется за штопку. Родители молчат.
А занавески – восхитительные! По темно-вишневому фону бегут, извиваясь, блеклые зеленые огурцы, вспыхивают лимонные искры.
– Классные занавесочки! – говорю я. – Прямо как в театре…
Усмехнувшись, отец отодвигает сковороду.
Розовые пятна выступают на маминых скулах.
– Тебе не нравится? Если ты насчет денег, то ты напрасно волнуешься… – быстро говорит она отцу. – Я все рассчитала. Это я взяла из тех денег, что