преподавателей, в тот же вечер под дверью спальни нашла плошку с дурнопахнущей кашей. Она была отравлена сгорцей.
От этих слов я замираю, а соседка встрепенулась и даже протрезвела. Чую, мы натолкнулись на тайну с отправителем записки.
– Кто это сделал? – тревожно спрашиваю я, при живом интересе Катюхи.
– Кто угодно, – флегматично пожимает плечами подруга. – Кухарка, кто-то из уборщиков, а может, и сам кастелян.
– Разве он опустится до таких пакостей? – с сомнением произношу, сдвинув брови, хотя соседка покрывается мурашками.
– Он еще тот блюститель правил, – язвительно хмыкает Джесс, вновь делая глоток спиртного. – Недавно поймал меня в коридоре и велел больше никогда не садиться за стол преподавателей. Вроде как не по чину это, хотя религиовед – полноценный педагог.
– Да и живешь ты в покоях…
– За это тоже пришлось повоевать, – отмахнулась лекарша. – Ирина Николаевна настояла.
– А Ларский? – мрачно уточняю роль общего любовника.
– Не думаю, что он вообще в курсе моих бед, – печально улыбнулась подруга. – Ни прошлых, ни нынешних.
– Значит, Роуэнс, – делаю вывод я из услышанного. – Вот же падла!
– Ой, оставь, – отмахнулась Джесс. – Со временем он успокоится. Сейчас почти и не ёрничает.
Да потому что у него новая цель – моя Катюха!
– На твоем месте я бы не молчала, – резковато произношу, серьезно обеспокоившись травлей в стенах замка магии. – Какое бы ни было происхождение – ты преподаватель и имеешь право на соответствующее положение и отношение. Нравится это кому-то или нет – пусть попробуют занять твое место, а не смогут – значит, недовольство и зависть оставляют при себе.
– Кать…
– Нет, – возражаю я. – Когда ничего не можешь изменить в своей жизни – очень удобно зубоскалить на тех, кто хоть что-то делает, и тем более на тех, у кого что-то получается. Как думаешь, будь у того же Роуэнса хоть капля дара, он бы не пожелал для себя твоей должности? Или же покорно ушел в Пески?
– Не знаю, – хмыкнула Джесс. – Он еще тот моралист. Я не раз слышала, как он отчитывает персонал. Вот уж кто тиран в замке, но надо сказать, что дело он свое знает и люди работают, как механизм Великого.
– Даже если он добивается этого угрозами и наказаниями? – неприязненно уточняю я, нутром чувствуя, что источник Катюхиного ужаса – именно кастелян.
– Полторы весны – еще слишком маленький срок, чтобы тягаться с ним в значимости для Университета, – лаконично высказалась подруга.
– Но достаточный, чтобы защитить себя? – настаиваю я, но, заметив флегматичный настрой лекарши, сбавляю напор. – Ладно, как скажешь, но этой хрени надо положить конец.
– Хрени? – весело переспрашивает Джесс.
– Ну, это слово обозначает… ненормальные дела, – объясняю я, подбирая аллегории. – Когда что-то случается иначе или работает не так. Ну, например, на пакетике семян я вчера прочитала "мокса", а выросла дербаха. Смотрю и думаю: "что за хрень?"