первым занятием пригласившие меня ребята решили показать мне кое-что под микроскопом. Поместили под него растительные клетки, так что можно было различить циркулирующие в них зеленые пятнышки, именуемые хлоропластами (когда на них падает свет, они вырабатывают сахар). Я всмотрелся в них, потом оторвался от микроскопа и спросил:
– А почему они ходят по кругу? Что их толкает?
Ответа никто не знал. Оказывается, к тому времени этого еще не выяснили. Зато я сразу понял о биологии одну вещь: в ней легче легкого найти очень интересный вопрос, на который никто не сможет ответить. В физике для того, чтобы отыскать интересный, не имеющий ответа вопрос, приходилось копать немного глубже.
Когда начался курс, Гарви изобразил на доске большую клетку, пометив все, что ее образует. Потом он стал рассказывать о каждой ее составляющей, и я понимал большую часть того, что он говорил.
После лекции один из тех, кто меня пригласил, поинтересовался:
– Ну, как тебе, понравилось?
– Более чем, – ответил я. – Единственное, чего я не понял, это разговоров о лецитине. Что это такое – лецитин? Он монотонным голосом начал объяснять:
– Все живые существа, как растения, так и животные, состоят из маленьких словно бы кирпичиков, называемых клетками…
– Постой, – нетерпеливо перебил его я, – все это я знаю, иначе не пошел бы на ваш курс. Но что такое лецитин?
– Не знаю.
Мне нужно было делать, как и всем остальным, доклады по статьям. Первая, какую мне выдали, была посвящена воздействию давления на клетки – Гарви отобрал ее для меня потому, что она была отчасти связана с физикой. Я хоть и понимал, о чем докладываю, однако произносил все неправильно, и студенты, слыша мои «бластосферы» вместо «бластомеры» и так далее, разражались истерическим хохотом.
Следующая выбранная для меня статья была написана Арианом и Бронком. Они доказывали, что нервные импульсы являются острыми и одиночными. Эксперименты они проводили на кошках, измеряя на их нервах электрическое напряжение.
Я начал читать статью. Сплошные разгибатели, сгибатели, икроножные мышцы и так далее. В статье назывались такие мышцы, этакие, а я и самого туманного представления не имел, где они расположены и как соотносятся с нервной системой кошки. В итоге я подошел к библиотекарше биологического отдела и спросил, не может ли она снабдить меня картой кошки.
– Картой кошки, сэр? – в ужасе переспросила она. – Это называется зоологической схемой!
После этого по университету пошли рассказы о тупом студенте-биологе, искавшем «карту кошки».
Доклад мой я начал с того, что нарисовал на доске очертания кошки и стал перечислять ее мышцы. И однокашники тут же меня прервали:
– Все это мы знаем!
– О, – сказал я, – вы знаете? Ну, тогда неудивительно, что я так быстро нагнал вас, четыре года изучавших биологию.
Они потратили кучу времени на запоминание подобных вещей, тогда как их можно было найти и просмотреть за пятнадцать