грибок, – прошептал Нейтан.
– Или корни, – поправила Рене.
Он умер через два часа, успев лишь раз сжать руку Нейтана. В последний момент его губы дрогнули, будто пытаясь выговорить слово. Медбрат разжал пальцы покойного – в них был свёрток, завёрнутый в газету с пожелтевшими заголовками на хинди.
***
Дома, заливая виски в стакан с трещиной (последний подарок бывшей), Нейтан развернул свёрток. Бумага рассыпалась, обнажив листы, испещрённые рисунками: человеческие фигуры, изогнутые в противоестественных позах; диаграммы с цифрами 7, 24, 7; круги, вписанные друг в друга, как мишени.
«Пранаяма 24», – гласила заглавная страница. «Тот, кто овладеет ритмом, превзойдёт смерть. Тот, кто сломает цикл, станет дверью».
– Бред сектантов, – пробормотал он, но пальцы сами потянулись к листам. Внизу страницы красовалась схема: Вдох – 7 секунд. Задержка – 24. Выдох – 7. Повторить. С каждым циклом задержка увеличивается.
Нейтан фыркнул. Алкогольный туман в голове гудел сладковатым обещанием: «Попробуй. Что тебе терять?»
Он сел на пол, прислонившись к холодильнику, и начал.
7 секунд. Воздух вошёл в лёгкие, холодный и резкий.
24. Сердце забилось, словно пытаясь вырваться из клетки. Темнота на краях зрения закружилась.
7. Выдох. Губы задрожали.
– Чёрт, – прошипел он, схватившись за грудь.
Но через час повторил.
***
На третий день Нейтан пробежал пять километров, не запыхавшись. На седьмой – случайно сломал ручку двери в палате 214, сжав её слишком сильно.
– Ты что, на стероидах? – Рене ухмыльнулась, замечая, как он одной рукой поднимает тележку с медикаментами.
– Просто выспался, – солгал он.
Но ночью явились они.
Сначала шепот. «Ты не должен…» – голос из вентиляции, похожий на скрип ржавых петель. Потом движение в углу глаза. Когда он оборачивался, там оставался лишь налёт плесени, странно блестящий, словно покрытый слизью.
А затем первый провал.
Нейтан задержал дыхание на 3 минуты (невозможное!), проверяя пределы. Внезапно комната поплыла. Обои отслоились, обнажив кирпич, покрытый иероглифами из грибницы. Воздух сгустился в сизую дымку, и в ней зашевелились силуэты – высокие, с длинными, невероятно гибкими конечностями.
– Видишь нас, – прошипело в его левом ухе.
Он выдохнул. Мир вернулся.
***
Девочку звали Эмили. Десять лет. Лейкемия. Она рисовала медуз на окнах конденсатом, пока химиотерапия медленно превращала её в призрака.
– У тебя красивые глаза, – сказала она Нейтану, когда он менял капельницу. – Как у папы, до того, как он ушёл.
Он сел рядом, машинально начав цикл Пранаямы. Вдох – и вдруг увидел.
Чёрные нити, вросшие в её лёгкие. Пульсирующие, как паразиты. Без раздумий он схватил одну.
– Больно! – вскрикнула Эмили.
Нить рассыпалась в пепел. На следующий день анализы показали ремиссию. Врачи