было временем тишины, когда никому ничего от меня не было нужно, никто не донимал глупыми вопросами или разговорами, я был один на один с собой. Именно поэтому вынужденное отступление из троллейбуса не только не огорчило меня, а даже обрадовало.
Я шагал по улице, подставляя лицо теплым лучам солнца. Уверен, что со стороны выглядел крайне беззаботно, но на самом деле в голове моей шел сложный мыслительный процесс. Главный вопрос, стоявший на повестке дня – как попросить денег у отца. Причем сделать это так, чтобы он дал. В сущности, уговорить его было просто, но все осложнял вчерашний мой поход и его последствия. Поскольку в голову решительно ничего не приходило, решил попробовать свой излюбленный метод: идти от обратного. Допустим, от отца мне придется уйти с пустыми руками. Что тогда? Очевидно, что ехать с друзьями в центр без денег – это отвратительная идея. Значит придется идти на крайние меры, если это потребуется…
Таким образом я дошел до папиной работы, то есть до университета. Посмотрел на часы – пара закончится только через полчаса, значит надо подождать. Передо мной расстилался уютный скверик, состоящий из двух пересекающихся дорожек, на которых стояли аккуратные, только в этом году отремонтированные скамейки. По бокам аллей росли деревья. Летом своими зелеными кронами они создавали живительную тень, сейчас же листва пожелтела и от солнца почти не защищала; где-то виднелись совершенно голые ветки, так как листья уже успели опасть.
Этот сквер я помнил с детства: мама часто водила меня сюда на прогулки. Мне тогда было не больше четырех лет, тем не менее, в моей памяти остались воспоминания, как мы встречали отца с работы. Я сидел на скамейке, казавшейся мне тогда огромной, и болтал ногами, постоянно поглядывая на дверь университета и боясь пропустить момент, когда оттуда выйдет папа. Мама смеялась над этим, пыталась отвлечь меня, рассказывала что-то про птиц, поющих на ветках деревьев, про цветы, растущие по бокам аллеи, но я не слушал ее, а ждал отца. И казалось, будто нет в мире занятия более важного, чем сидеть так, устремив взгляд на вход в здание университета. Как только на крыльцо выходил отец, я спрыгивал со скамейки и что есть мочи бежал по аллее ему навстречу. Он замечал меня, улыбался, садился на корточки и расставлял в стороны руки. Так он и замирал до тех пор, пока я не уткнусь носом в его замшевое пальто и не скажу радостное «папа!». Так было раньше, потом я вырос, и, когда мне было пять лет, родилась Машка. В этом же сквере мама гуляла с коляской, нарезая бесконечное количество кругов, чтобы малышка наконец уснула. Я же гордо шествовал рядом, периодически гоняя птиц, чтобы они своими трелями не разбудили сестру. Мама тогда улыбалась и называла меня рыцарем, что очень мне льстило. Славное было время – время, когда я мог быть сам собой, не скрывать эмоций, искренне радоваться и грустить, смеяться и плакать. Потом школа и общество закономерно научили держать в себе, притворяться, когда это нужно. А так бы хотелось вернуться в детство! Жаль, что это время безвозвратно утеряно…
Я тряхнул