Впервые с того дня… Пленяющий блеск тысяч вселенных в глубинах звёздного неба
людским – её коллегам от удивления впервые не нашлось, что сказать.
Она повела взгляд в направлении взора патрульных и медленно повернула корпус навстречу неизвестности. За её спиной должен был располагаться родной город, из которого они прибыли. Живое воплощение гармонии, одновременно смесь безмятежности в неподвижности высотных зданий, окнами глядящих на облака, и суеты в звучании на разные лады бодрствующих улиц.
Но сейчас всё это ушло. Картинка из воспоминаний впервые не соответствовала действительности, как это было в течение всех двадцати шести лет её жизни.
Лазурное небо предстало серым ненастьем. Редкие, рассыпчатые облака как под действием зелья обратились в плотные тяжёлые тучи. Город утонул в тумане, и вместе с туманом его наполнили невидимые монстры: вой, скрежет, крик. Тонкий круговорот воздуха, ниточкой тянущийся из небесного марева, спускался к сплетению улиц. Когда Гвен летала на полицейском вертолёте, она видела сверху, что кружево дорог в центре города соединяется в одной точке. Именно туда с неба закручивался смертоносный торнадо.
Со стороны ей казалось, что небоскрёбы лишь фигурки в хрустальном шаре, но хоровод снежинок безжизненно опал, и кто-то сверху большой властной рукой, способной сломать одним неосторожным прикосновением, проткнул стекло и пустил внутрь иглу. Вот только этот хрустальный шар был центром её жизни, и теперь кто-то запускал иглу со смертью ей прямо в сердце, и, как по облику некогда счастливого пейзажа, по нему расползались трещины. Ей захотелось запечатлеть этот момент на фотографию, а после снимок разорвать и увидеть, что на самом деле ничего не изменилось. Всё это иллюзия в её затуманенном разуме.
Но иллюзией был их вызов в пять вечера. Это был обман, уловка, отвлечение внимания. Что угодно, что могло собрать всех военных в одном месте вдали от города, возбужденно обсуждающих дыру в земле, которая по масштабам и сравниться не могла с бедствием, пришедшим в город.
Гвен сорвалась с места, с крыши джипа обрушилась на землю и рванулась туда, где её дом крушила злая сила. Рванулась так, словно их не разделяли десятки километров пустынной трассы. Пятнадцать минут назад они ехали по ровному асфальту, теперь бежали по испещрённой трещинами земле. Она могла бы преодолеть эти километры на ногах во имя людей, чьи сердца бились с верой в её защиту.
Весь патруль сорвался с места, отчаянный, напуганный, устремлённый. Дубинки в кобуре на бёдрах, ножи в повязках, значки в карманах говорили о том, что в первую очередь они – защитники своего дома, а значит – последние, кто покинет его в случае вражеского нападения.
Они бежали вперёд, ветер толкался им в спины, свистел в уши, уносился к обваливающимся стенам города, а за спинами загорались одна за другой фары ревущих джипов, и звук оживающего мотора заставлял её мчаться быстрее. Порывы восточного ветра подхватывали её руками, ещё недостаточно сильными, чтобы поднять над землёй, но в городе,