на верёвках, привязанный к жертвенному столбу – лику Белбога. Через силу парень укрепился на ногах.
Зло глянув на очнувшегося русича, десятник выдавил:
– Двоих парней моих убил, скот. Ты думаешь, подвиг совершил? Ничего ты не совершил. Хотел бы своим помочь – себя убил. А так, все равно заговоришь. Знаю, ваши основные силы в походе, село без прикрытия. И сейчас ты нам поведаешь, сколько в Хотмах воинов и откуда лучше зайти, чтобы застать врасплох. Нам нужны ваши побрякушки и ваши женщины – за них хорошо платят в Саркеле. Ну, говори, пока я добрый. Скажашь, умрёшь быстро, без мучений.
Воинко с трудом проглотил вдруг ставшую густой слюну:
– Пошёл ты.
Гой Рысь знал, как сделать, чтобы его тело перестало чувствовать боль. Это умение было одним из самых главных в тех знаниях, которые русичам передавал волхв. Нужно было представить, что предмет, причиняющий боль, это лёгкое пёрышко, от которого телу становится щекотно. Конечно, научиться этому невероятно сложно. Снова Воинко вспомнил добрым словом погибшего волхва и его помощника деда Матвея, гонявшего их – молодых бойцов – до седьмого пота. «Может быть, наши успеют, – мелькнула мысль. – За мной Креслав и Ставер идут, мои одногодки, уже опытные…» Сильнейший удар под дых прервал размышления Воинко, заставив согнуться, насколько позволяла верёвка. Задохнувшись, он опять чуть не потерял сознание. Следующий удар в лицо сломал нос, губы залило кровью. Мучитель – крепкий с широкими плечами и волосатыми руками – оглянулся на десятника, ожидая приказа. Судя по тому, что хазарин снова ударил русича, на этот раз по рёбрам двумя руками, сложенными в замок, приказ последовал. В боку у Воинко что-то хрустнуло, и он, усилием воли превращая поток боли в лёгкое щекотанье, хрипло рассмеялся. Кровь выступила на губах. Откашлявшись, он сплюнул в сторону врага. Не попал.
Волосатый, готовивший следующий удар, от непостижимости смеха, замер. И вопросительно оглянулся на десятника. Кто-то подошёл поближе, край рубахи русича задрался. Хазары внимательно осмотрели бок парня. Рана как рана: набирающая по острым краям синеву красная вмятина, явно сломанные рёбра – два или три. Почему же он смеётся? Сошёл с ума? Не похоже. Серые глаза чисты, без мути. Взгляд твёрдый, ни грамма страха. Какой-то не такой пленник. В лёгком замешательстве приблизился десятник. Запустил ладони за пояс, широко расставил ноги напротив. Чуть склонив голову, внимательно всмотрелся в лицо русича. Воинко устало опустил голову. Ему были отвратительны их ощупывающие скользкие, как шкура лягушки, взгляды. Губы еле слышно прошептали: «Белбог, отомсти за меня». Десятник, увидевший движение губ и не разобравший ни слова, принял за слабость: «Просит пожалеть». Кивнув волосатому, отошёл на два шага, чтобы не забрызгало кровью.
А в следующий момент произошло непонятное. Замахнувшийся хазарин бросил за спину дикий взгляд. Медленно прогибаясь назад и оседая, закинул руку за плечо, пытаясь ухватить торчащее из-под лопатки оперённое древко. Но глаза закатывались, рука