громко спросил Виктор. – Я сказал, нельзя стрелять.
«На этой ветке нет, – осмотрев одну из них, пришел к выводу Михаил. – На этой – тоже. А это, а это». – Взгляд Михаила остановился на сдвоенных ветках, трущихся друг о друга. С минуту не сводил с них глаз и никак не мог понять, это птица или нет.
– Ты меня слышал? – Муравьев стукнул Михаила по плечу.
– Та, та! – поднял вверх свое ружье Степнов.
– Сегодня еще нельзя стрелять. Ты пропал в лесу. Кузя сказал. Да? Ты пропал вообще, помнишь?
– Та, та, – закивал головой Михаил.
Обещанного часу для отдыха Виктор так и не дал Михаилу. Снова Муравьеву показалось, будто за ними кто-то следом идет. Как это он чувствует, не признался. Быстро собрались и тихонько пошли по только Муравьеву известной тропке.
Пройдя выруб, плотно заросший березняком с ольхой, молодой сосной с можжевельником, пошли по «мокрому» лесу, расположенному в низине. Здесь деревья – тонкоствольные ель с сосной, мокрыми кажутся. Кора у них черная. Зеленый мох в сухом болоте, как ковер мягкий и высокий, через секунду там, где продавишь его ногой, быстро поднимается и скрывает твой след.
Удивительно. Сколько Михаил в таких местах ни бывал, а на это никогда не обращал внимания. А вот теперь идет следом за Виктором и видит все это.
Правда, идти тихо по такому болоту не получается, местами стоит вода подо мхом и травой, чавкает. Где-то на ветку наступаешь, но она мокрая, не лопается, но издает какой-то протяжный звук, похожий чем-то на крик испугавшегося или раненого зайца. Пусть все это происходит не так уж и громко, но если за ними кто-то следом идет, может все это слышать.
Боясь этого, Михаил часто оглядывался, смотрел по сторонам, но ничего, кроме стволов деревьев, не видел.
– Давай, давай, не отставай, – торопил Михаила Виктор.
И тот снова ускорял шаг, сильнее и сильнее хлюпая по зеленому мху, проваливаясь глубже и глубже в его пучину. Ноги устали, и еще как! Особенно бедра. Создается такое впечатление, что они внутри наполнились цементным раствором и вот-вот превратятся в какие-то бетонные формы, которыми Михаил уже не сможет не то что управлять, а даже передвигать их.
И рюкзак тяжелее и тяжелее становится. Хорошо, что он не нажал тогда на курок и не убил глухаря. Ему бы пришлось еще и его тушу трех-пятикилограммовую на себе тащить. Виктор бы его не взял, у него и так рюкзак огромный. Чего только в нем нет: и патроны, и дробь с порохом, и соль, и медвежий жир, и сухой спирт, и спирт, и фляга с какой-то микстурой для Михаила, и…
Вспомнилось, как в Афганистане, когда они в горы уходили на несколько дней, чего только с собой ни несли кроме сухого пайка и патронов, да еще и бронежилет на себе, мины или ленты с патронами для пулемета… А еще ему, молодому, «дед» подсунул на всякий случай десять коробок с автоматными патронами да три гранаты. А Мишка тогда, запуганный старшими товарищами, что может в бою ему и этих боеприпасов не хватить, брал что давали. И если бы сержант, его командир, это вовремя не