и «упрямым», но переломить так и не сумели. Своеобразие натуры так и не удалось заглушить и искоренить целой группе преподавателей и воспитателей под главенством такого бескомпромиссного офицера, как Ламздорф. Воспитанник оставался самим собой…
Через несколько десятилетий, вспоминая детство и «незабвенного» Ламздорфа, Николай Павлович признавался графу П. Д. Киселеву: «Наш с братом Михаилом главный наставник был не слишком просвещенным человеком и не отличался способностью не то что руководить нашим ученьем, но хотя бы привить нам вкус к нему; напротив, он был ворчлив, а порою жесток. Любая детская шалость приводила его в невообразимую ярость, он нас бранил на все лады, часто сопровождая свою брань щипками, что, разумеется, было весьма неприятно».
Исходя из личного горького опыта, своим детям Николай Павлович обеспечил совершенно иные условия воспитания и образования. Достаточно сказать, что вскоре после воцарения, в 1826 году, наставником старшего, восьмилетнего сына Александра – будущего Императора Александра II – был назначен Василий Андреевич Жуковский, один из образованнейших и благороднейших людей той эпохи…
Языки Николаю Павловичу давались чрезвычайно легко; он уже с детских лет владел английским, французским и немецким. Русским в полной мере овладел позже и не в последнюю очередь благодаря преподавателю (с 1802 года) полковнику П. П. Ушакову (1779–1853). А. С. Пушкин в 1834 году дал высокую оценку знанию Царем русского языка; подобный уровень был достаточно необычным для петербургского высшего света того времени.
Еще он изучал древние языки, польский, а в зрелые лета начал постигать итальянский. Фрейлина А. Ф. Тютчева очень точно подметила, что Николай Павлович «обладал даром языков».
Николай I, как и многие его современники, в том числе, например, и А. С. Пушкин, французским языком овладел в совершенстве раньше русского. Первые свои письма он писал по-французски, а Священное Писание так почти всю жизнь читал на французском языке, полагая, что церковнославянский язык подходит в первую очередь для церковной службы.
Только латинский язык Николай Павлович не переносил; он не желал его изучать и потому, что он – «мертвый», и потому, что знание его было необходимо для поступления в Лейпцигский университет, а туда ехать он категорически не хотел…
Воспитательное принуждение способствовало тому, что в Николае Павловиче с ранних пор проявилась тяга как раз к военным занятиям, ко всему, что связано с армией, с ее технической и строевой частями. Сначала это являлось скрытым протестом против насилия, а потом подобная заинтересованность стала естественной и желанной.
Из гуманитарных дисциплин его всегда живо интересовала история, особенно история Руси-России, которой он всю свою жизнь отдавался с истинным интересом и удовольствием. В раннем возрасте он уже читал и знал труды историка И. И. Голикова (1735–1801) и русского энциклопедиста М. В. Ломоносова (1711–1765). Многие разделы из монументального сочинения М. Н. Карамзина