его старший брат Александр. Они состояли из большой гостиной, или «зало» с балконом, и «антресолей в глубине, полукруглое окно которых выходило в зало». Большая часть дневного времени юного Николая проводилась в этом самом «зало», которое служило комнатой для игр.
Согласно старой традиции царские чада благословлялись так называемыми «мерными» иконами, размер которых соответствовал погодному росту ребенка: от рождения и до совершеннолетия. В обширной спальной комнате Великого князя Николая находился столик красного дерева для подобных икон, на которых обычно изображался небесный покровитель. Этой традиции следовали Павел I и Мария Федоровна; эту же традицию неукоснительно соблюдали затем Николай I и Александра Федоровна.
В раннем детстве у Николая Павловича возникли первые дружеские связи, которые потом не прерывались всю жизнь. Это были дети госпожи Адлерберг: Эдуард (Владимир; 1791–1884) и Юлия (в замужестве графиня Баранова; 1789–1864). Хотя они были старше Великого князя, но это не мешало многолетним теплым дружеским отношениям.
При Николае I В. Ф. Адлерберг сделал блестящую государственную карьеру: генерал от инфантерии (пехоты), он в 1847 году получил титул графа, а в 1852 году стал министром Императорского Двора и на этом влиятельнейшем посту оставался двадцать лет.
Говоря о своем раннем житье-бытье, Николай Павлович заметил: «Образ нашей детской жизни был довольно схож с жизнью прочих детей, за исключением этикета, которому тогда придавали необычайную важность». Хранительницей этого самого «этикета» была мать – Императрица Мария Федоровна. При жизни свекрови Екатерины II она очень страдала от того, что ей приходилось получать «позволение» на всё, вплоть до общения с детьми.
Сама же, став Императрицей, Мария Федоровна вдруг начала проявлять необычайное этикетное рвение. Это касалось и отношения к детям, которые видели свою мать далеко не каждый день. Только строгость и холодная чопорность; никакой сентиментальности, никаких признаков нежности. Николай Павлович потом признавался, что он в детстве «страшно боялся не угодить Матушке».
Отношения с отцом, с которым тоже виделись от случая к случаю, были куда более сердечными. Павел Петрович любил своих младшеньких – Анну, Николая и Михаила. Он говорил, что старших детей «у него украли». Ни с Александром, ни с Константином никакой близости не наблюдалось; они были ему почти чужие. Иное дело крошки, его «милые барашки».
Отец дарил необычные подарки. Особенно запомнилась маленькая золоченая коляска «с парой шотландских вороных лошадок и жокеем». Жили в окружении роскоши, но необычайно просто.
«Спали мы на железных кроватях, которые были окружены обычной занавеской… Два волосяных матраса, обтянутые холстом, и третий матрас, обтянутый кожей, составляли саму постель; две подушки, набитые перьями; одеяло летом из канифаса, а зимой ватное, из белой тафты. Полагался также белый бумажный (хлопчатобумажный. – А.Б.) колпак, которого мы, однако, никогда не надевали, ненавидя его уже в