эта клятва. И Шура не мог не знать, как я жду его.
После смерти мамы на листочках с молитвами я нашла написанное её рукой начало стихотворения Симонова «Жди меня» (его называли «Клятвой верности»).
В последние годы жизни к ней часто приходили пионеры, просили рассказать о детстве, о войне. Мама рассказывала, пела, а потом болела, не спала…
В ОНМЦК (областной научно-методический центр «Вологда»), АФ009, АФ0010, АФ007 (Интернет), я нашла и её, телятницы, любительскую фотографию, сделанную в 2002 году.
Вспомнилась наша с низким потолком зимняя изба, в которой звучали старинные свадебные песни.
Почему свадебные? Может, потому что и у бабушки Ираиды, и у мамы свадеб не было.
Память же хранила красивые чужие свадьбы.
Помню, как звучал голос мамы, она пела: «Что не ёлка – метёлка метёт», «Роза, мой, роза, виноград зелёной».
О себе тоже пела – не могла не петь:
С хорошим расставалися
По разным сторонам.
Он запел, а я заплакала.
Легко ли было нам.
Задушевная,
Не стало,
Кто на свете был любим…
Чаще звучали другие слова:
Забывала, забывала,
Но не забывается.
Рубашка бела, чуб налево —
Часто вспоминается.
Для меня было неожиданностью, что и отец мой пел о любви и верности. Правда, представить его пляшущим и поющим я не могу. Но, видимо, мама помнила его и таким, молодым деревенским парнем, когда они работали на лесоповале в Печаткино, где полюбили друг друга и решили пожениться.
Я тогда тебя забуду,
Милая Галинушка,
Когда в гроб меня положат,
Повезут в могилушку.
Свою любовь к мужу мама передала мне, его дочери.
Бывая в Печаткино, где проходят «Цветаевские костры», я мысленно представляю свою маму, деревенскую девушку, в тяжёлых подшитых валенках, в платке, повязанном низко, до глаз, и отца, деревенского парня, в пиджаке на вате (он долго висел у нас в сеннике, просушиваемый каждое лето, ведь мама ждала его хозяина). Представляю, что здесь шла рубка леса, стояли казёнки, где незамысловатые продукты давали под запись, до получки… И мне нетрудно всё это представить, ведь мама не раз рассказывала, как они там трудились, как мечтали, что поженятся. Отец подарил маме зеркало с первой получки: «Глядись, моя Галинка…» Потом мама подходила к этому зеркалу и вспоминала: «Вот я и гляжусь всю жизнь, вспоминаю тебя, Шура. А стала стара, не такая, как раньше…» Зеркало висит в нашей старой деревенской избе. А теперь я подхожу и вспоминаю, как когда-то вспоминала моя мама… Ведь я не помню своего отца, не слышала его голоса…
Звучит только её тихий голос…
Морошковая поляна
Лес меня манил всегда.
– А что там, в лесу, откуда мама приносит с дальних покосов гигельки? (Они были сочные, сладкие, непохожие на те, что росли в кустах вблизи деревни. И