и сладковатый жасмин. Ветер таял в природном великолепии, исчезал, ломаясь в ромбах радужной призмы. Мы так мало замечаем и так много говорим.
– Люди однообразны, с их лицами и речами они едва мелькают в жизни и слишком привычны для запоминания, – говорил Денис, щурясь в окно. – Но есть и другие, они совсем другие, они мертво цепляются в память.
Денис рассказывал про девушку, которая ему очень нравилась. Она несколько раз в неделю работала в магазине, убирала мусор, вытирала пыль с лотков, расклеивала ценники, а когда мама уже не смогла справляться, ей пришлось торговать без выходных. Он любил смотреть на нее, как она двигается, как разговаривает с покупателями, всегда с милой улыбкой, и не важно, подметала ли она листья или за ночь наваливший у дверей снег, так радовалась она довольным взглядам и так, по-детски, опустив глаза, смущалась, и была до тонкостей прекрасна.
– Ее зовут Оксана, сколько раз я повторял ее имя, сколько раз повторял, повторял, я повторял… Я очень стеснялся к ней подойти и заговорить. Сколько раз я перед сном вспоминал ее лицо, шею, невинный и такой нежный голос и бледно-розовую от смущения кожу, завивающиеся на хрупких плечах каштановые локоны, я вспоминал, но ничего не мог сделать. Для меня этот клад был закрыт, спрятан где-то недостижимо глубоко, поэтому мои чувства накапливались во мне и только во мне. Я сотню раз проходил мимо, натыкаясь на ее взгляд, но не мог вымолвить ни слова.
Денис остановился, Александр Константинович поправил замятый край манжета.
– Вы просто боялись, что вам откажут во взаимности.
– Я люблю ее образ, я люблю ее всю и свою любовь к ней. Я способен дарить ей заботу и ласку свою, и время, я готов отдать ей все.
Мы влюбляемся почти во всех, кто проявляет к нам интерес. Морщимся, визжим от изобилия, обольщаемся, притворяемся, купаемся в вареве, взрывая кожу опечаленным сердцем.
– Жить в простом понимании того, что ты кому-то нужен и необходим. Но любовь без жертвы – лишь желание обладать.
– Я знаю, что люблю, но люди, которые по-настоящему любят, всегда заставляют друг друга страдать. Не помню точно, но кто-то сказал, что никакой, даже самый строгий закон, защищающий свободу слова, не может защитить человека, который умышленно крикнет «Пожар!» в переполненном театре и вызовет панику.
– Не совсем понимаю, какое это имеет отношение к тому, о чем мы сейчас говорим?
– Сбивание с толку, плавный уход от проблемы, забывчивость или смена орудий – это тоже способы убеждения.
– Скрыть свои мысли и запутать чужие – это ваш способ?
– Любовь, она как солнечные брызги, она как пожар, мой способ – это поджог.
В том сердце еще не было шума, оно сжималось, как резиновая клизма, и разжималось кумачовой струйкой, не было крика, пока не было, пока я не выпил раскаленной лавы.
Денис встал, подошел к умывальнику, протер свои покрасневшие глаза и освежил лицо.
– Предчувствие боли зачастую мучительнее ее самой. Мне позвонила мама, она просила приехать, в тот день был большой завоз