сударь, выглядите встревоженным.
– Да, не стану отрицать. Я беседовал с князем Джеларканом, и он остался весьма недоволен. Затем я разговаривал с Хетан. Дестриант, моя вера пошатнулась.
– Вы сомневаетесь в своих обетах.
– Именно так, сударь. Признаюсь, я сомневаюсь в их истинности.
– Кованый щит, вы верили, что ваши правила поведения существуют, чтобы почитать Фэнера?
Итковиан нахмурился, опершись на мерлон, и уставился на окутанный дымами вражеский лагерь под стенами.
– Ну, да…
– В таком случае, сударь, вы жили в заблуждении.
– Прошу вас объясниться.
– Конечно. Вы испытали потребность сковать себя обетами, нужду испытать собственную душу их строгостью. Иными словами, Итковиан, ваши обеты родились из внутреннего диалога с самим собой – но не с Фэнером. Эти цепи – лишь ваши, как и ключи, которыми вы можете их отомкнуть, когда потребности в них более не будет.
– Не будет?
– Да. Когда всё, что подразумевает жизнь, перестанет угрожать вашей вере.
– То есть вы подразумеваете, что мои терзания и сомнения касаются не моей веры, но лишь обетов. Что я перестал их различать.
– Верно, Кованый щит.
– Дестриант, – проговорил Итковиан, не сводя глаз с лагеря паннионцев, – ваши слова ведут к буйству плоти.
Высший жрец расхохотался.
– И с ним, смею надеяться, к улучшению вашего – обычно столь мрачного – настроения!
Губы Итковиана дрогнули.
– Ну, уж тут, сударь, вы уповаете на чудо.
– Я был бы рад…
– Стойте! – Кованый щит поднял закованную в латную перчатку руку. – Движение в лагере беклитов.
Карнадас подошёл к нему, весёлость испарилась.
– И вон там, – указал Итковиан, – среди урдомов. Скаланди на флангах. Провидомины принимают на себя командование.
– Сначала они возьмут форты, – предсказал Дестриант. – Уничтожат прославленных джидратов Совета Масок. Быть может, те сумеют подарить нам ещё немного времени…
– Найдите моих вестовых, сударь. Предупредите офицеров. И сообщите князю.
– Да, Кованый щит. Вы останетесь здесь?
Итковиан кивнул.
– Отсюда хороший обзор. Идите, сударь, прошу вас.
Беклиты уже выстроились кольцом вокруг занятых джидратами укреплений. На солнце поблёскивали наконечники копий.
Оставшись в одиночестве, Итковиан прищурился, глядя на приготовления врага.
– Ну, что ж, вот и началось.
На безлюдных переулках Капастана царила тишина, под чистым, безоблачным небом Остряк шёл по улице Калманарка. Он приблизился к изогнутой стене Лагеря Ульден, отпихнул ногой груду мусора, загораживавшую лестницу вниз, а затем изо всех сил впечатал кулак в крепкую дверь, врезанную в основание стены.
Вскоре она со скрипом подалась и отворилась.
Остряк шагнул в узкий коридор, который под острым углом поднимался обратно на уровень улицы,