вашего народа?
– Наша родина там, где мы живем, – отвечал Самуил. – Родина у нас была, но у нас ее отняли.
– Кто отнял, – спросили чегемцы, – русские или турки?
– Нет, – отвечал Самуил, – не русские и не турки. Совсем другая нация. Это было в незапамятные времена. И все это описано в нашей священной книге Талмуд… Я ее не читал, я торгующий еврей, но есть евреи ученые…
– Ответь нам на такой вопрос, Самуил, – спросили чегемцы, – Еврей, который рождается среди чужеродцев, сам от рождения знает, что он еврей, или он узнает об этом от окружающих наций?
– В основном от окружающих наций, – сказал Самуил.
Если светский еврей отбрасывает Талмуд и традиции как источник положительной идентификации, то основная нагрузка по выработке самоопределения переносится на отрицание. Я еврей, потому что я не русский и не абхазец. Я еврей потому, что я не могу быть полноправным членом новой общности – «советский народ». Но вслед за этим неизбежно возникает вопрос: «А почему я не калмык и не русский? А если я захочу быть русским или советским, то смогу этого добиться?» Если чужие впускают меня к себе, то какой смысл оставаться другим, быть евреем? И если в смене нации, как и в смене религии, заключен элемент измены, то следующим вопросом будет: может быть, нам всем нужно стать единым человечеством, упраздняя вслед за религией и все остальное, чем мы друг от друга отличаемся? Поэтому для светских евреев всегда была особо привлекательна идея универсального человечества и глобализации28. Если терпимость окружающих приводила еврея к ассимиляции, то дальнейших вопросов у светского еврея уже не возникало, кроме вопроса, обращенного к своим «невежественным» религиозным собратьям: «Почему вы не хотите ассимилироваться? Ведь из-за родства с нами вы своим упорством затрудняете и нам этот процесс!» Но если другая нация не растворяла еврея в себе или в ответ на его попытки растворить все нации в «человечестве» или перестроить чужую нацию под себя резко огрызалась, то вопросы продолжались: «Если они не впускают меня к себе, то почему? Чем я это заслужил? Что во мне их раздражает, и виноват ли в этом я или они?» Таким образом, по меткому наблюдению Искандера, еврей без Талмуда узнавал о своем еврействе в основном от окружающих наций, которые не давали ему возможности окончательно ассимилироваться и подчеркивали его чужеродность вплоть до ярко выраженного антисемитизма.
Считается, что именно французский антисемитизм, поразивший Герцля на процессе Дрейфуса, подтолкнул его к идее создания государства-убежища для евреев, так же, как за 13 лет до этого погромы 1881 года дали толчок российскому сионистскому движению БИЛУ (позднее названному Хиббат-Цион – «любовь к Сиону»). И БИЛУ, и Герцль были родоначальниками сионизма как стремления обзавестись своим собственным государством-убежищем, в отличие от традиционных любви и стремления евреев к Сиону. Герцля можно считать