посмотрела на Лиссу.
– Он… жив.
Толпа замерла. Кто-то смотрел на Лиссу, кто-то на Авенеллу.
А потом заговорили.
– Что она сделала?
– Это была магия?
– У неё руки светились…
Пока все внимание было приковано к Лиссе и пострадавшему, из-за крытой повозки, словно вынырнув из тени мужчина. Не местный, высокий, в плаще с серебряным краем, лицо частично закрыто капюшоном. Строгие черты лица, чёрные волосы, высокий лоб, взгляд как ледяное пламя. Он смотрел не на раненого. Он смотрел на Лиссу. Долго, пронзительно. Как будто знал, что именно она только что сделала.
***
Они вернулись к своему столу на рынке, корзины, развязанные пучки трав, керамика с настоями и мазями. Авенелла всё ещё была напряжена, злая, как оса. Лисса молча раскладывала товар, стараясь не смотреть в сторону раненого. Ей было жарко в груди, в запястьях, в солнечном сплетении. Всё внутри дрожало, как от удара грома, которого не было.
Он подошёл молча, из толпы, словно тень вернулась на место.
– Травница, – сказал он голосом спокойным, глубоким, чуть хриплым, – вы не продаёте корень змеелистника?
Авенелла даже не взглянула на него, только фыркнула:
– Продаю, если зубы болят. Им только и спасаются.
– Тогда два пучка, если можно. И мазь от ожога. Я слышал, вы делаете лучшую.
Она оценивающе скользнула взглядом по его плащу, манжетам, перчаткам, без знаков, без герба. Но держится прямо, как тот, кто привык приказывать.
Подала мазь, завернула корень в грубую ткань. Тон её был деловитым, равнодушным, как всегда.
– Вон, к девке подойди, – буркнула, кивая на Лиссу. – Она все упакует.
Лисса подняла взгляд, и в этот момент он посмотрел прямо на неё, в упор. В его глазах был интерес, никакой угрозы, но ощущение, как будто он уже знает её. Знает давно.
Он достал из-под плаща медальон, круглый, тёмный, из странного металла, на цепочке. На его поверхности была резьба, символ, будто всплывший из пепла и памяти, искажённый, как в дурном сне. Он держал его между пальцами и без слов подал вперёд, будто показывая.
Лисса потянулась. Неосознанно. Рука легла на медальон. В момент касания металл дрогнул, затеплился свет. А потом… Он рассыпался в прах, как будто был сделан из золы, только держащейся на воле.
Прах осыпался ей в ладони, а что-то внутри Лиссы вздрогнуло. Как удар колокола в груди. Ее бросило в жар, потом в дрожь, как вспышка. Воздух стал плотнее, и всё вокруг будто замерло на миг. Шорохи, крики, даже шум лавок – всё утонуло в тишине, как в воде.
Мужчина не сказал ни слова. Но его глаза очень внимательно наблюдали за Лиссой, почти заворожённо.
Лисса открыла рот, чтобы спросить хоть что-нибудь – кто он? что это было? – но не успела.
– Бегом. В лавку. И сиди. Пока я не скажу.
Голос Авенеллы был резкий, как плеть. В нём дрожала не злость, скорее страх. Настоящий, старый страх, который редко показывают. Она смотрела не на мужчину. На медальон. На пепел. На Лиссу.
В глазах её мелькнула память. Старое знание, которое лучше бы