вниз, увлекая за собой обосновавшегося на дереве человека.
Дима Рязанцев был невозмутимой личностью. По крайней мере, так считали окружающие. Он оставался невозмутимым, когда его в школе пинали сверстники. Он не плакал, не жаловался ни учителям, ни родителям. Он просто пошел и записался в секцию боевого карате. Через пару лет все с той же невозмутимостью он отвечал ударом на удар, ломая носы обидчикам. Спокойно и хладнокровно смотрел в глаза родителям «обиженных», когда те, брызжа слюной, доказывали, что малолетнего хулигана надо изолировать от общества. Спокойно поступил в институт, неплохо учился, защищал честь родной альма-матер на районных и областных соревнованиях. А потом влюбился. Отчаянно и бесшабашно, в самую красивую девочку на потоке. Она в него влюбилась тоже. Одна беда: она встречалась с непростым парнем. Тот, сынок то ли криминального авторитета, то ли удачливого бизнесмена, что по сути одно и то же, не пожелал мириться с таким раскладом вещей. «Забил стрелку» обидчику, на которую приехал с друзьями и травматическим оружием. Вполне предсказуемо, и сам баловень судьбы, и его друзья-подельники отправились в больницу, а против Димы попытались возбудить уголовное дело по факту тяжких телесных повреждений. Над выбором служить или сидеть Дима думал недолго. Таким образом, спортсмен и отличник Рязанцев вместо пятого курса отправился в армию. Здесь-то парень и нашел себя. Здесь все было проще, чем на гражданке. Да, и здесь плелись интриги, а высокие чины схлестывались в партере подковерной борьбы, но спецуры это все, по большому счету, не касалось. Спецназ ВВ был настоящим боевым братством, где каждый готов был подставить другу плечо. Здесь все было ясно: вот – свои, а там – враг. Или ты его, или он тебя. Не раздумывая, после срочки Дима остался служить по контракту. Лагерь спецназа стал его новым домом, и даже горы вокруг не пугали, а завораживали его.
Одна из операций закончилась полным провалом. Ее тупо слили, продав информацию о готовящемся ударе командованию боевиков. Той ночью с задания вернулся только он. Все его товарищи остались лежать там – «у незнакомого поселка, на безымянной высоте», как поется в песне. После тяжелого ранения Рязанцева хотели комиссовать, но он воспротивился. На него смотрели, как на идиота, однако ходатайство решили-таки удовлетворить. Только перевели его на участок, мягко говоря, потише. Так сержант Рязанцев оказался здесь, посреди тайги.
Здесь и не пахло боевым братством. Здесь вообще ничем не пахло. Лютые морозы, сугробы и заснеженный лес наводили тоску, а перспектива заступать на дежурство по такому холоду вгоняла в уныние. И народ здесь подобрался… как бы помягче так сказать… гниловатый. Сюда слали тех, кто имел волосатую лапу на гражданке и не торопился проливать свою кровь там, где пачками гибли вчерашние студенты. Лучше здесь померзнуть, но хоть в живых остаться – примерно так рассуждали здешние псевдо-спецназеры. Кроме самого Рязанцева из боевых здесь был только командир взвода охраны Воронов, его зам