тоже сознавал, что все еще может жениться, исполнить свой долг и снять тяжкое бремя с плеч Хью. Наверняка есть женщины, которые будут счастливы, если муж перестанет посещать их спальню после рождения наследника.
Маркиз Рамсгейт преисполнился такого отвращения, что велел Фредди не трудиться подыскивать невесту. Титул, конечно, несколько лет будет ему принадлежать, но, как и планировалось, в конце концов перейдет к Хью и его детям.
Правда, особой любви со стороны отца Хью тоже не чувствовал. Лорд Рамсгейт был не единственным аристократом, считавшим, что заботиться о детях необязательно. Хью казался ему лучшим наследником – значит, так тому и быть.
– Хочешь несколько капель опия? – резко сменил тему Фредди. – Доктор велел дать тебе немного, если очнешься.
«Если». Куда менее забавно, чем «еще».
Хью согласился и позволил старшему брату помочь ему чуть приподняться и облокотиться на подушки.
– Какая мерзость!
Он протянул пустую чашку Фредди, и тот сказал:
– Виски. Опий растворен в алкоголе.
– Как раз то, что мне нужно: алкоголь, – пробормотал Хью.
– Прости, не понял?
Хью молча помотал головой.
– Я рад, что ты очнулся, – сказал Фредди таким тоном, что Хью в недоумении взглянул на него и заметил, что брат не занял свое место возле постели, а остался стоять. – Попрошу Корвилла сказать об этом отцу – сам предпочитаю с ним не общаться, знаешь ли, без лишней надобности…
– Конечно.
Хью понимал, что Фредди всячески избегает отца, как избегал всегда и он сам, но кто-то ведь должен был иметь дело со старым ублюдком, хотя бы иногда, и оба знали, что этот крест придется нести Хью. То обстоятельство, что Фредди приехал сюда, в их старый дом рядом с Сент-Джеймсским дворцом, было свидетельством любви к брату.
– Увидимся завтра, – пообещал Фредди, остановившись у двери.
– Ты вовсе не обязан нянчиться со мной, – сказал Хью.
Фредди поморщился и отвел глаза.
– Тогда, возможно, послезавтра.
Или после-послезавтра. Хью не осудит брата, если тот вообще не придет.
Должно быть, Фредди велел дворецкому подождать с уведомлением маркиза о переменах в состоянии Хью, потому что прошел почти весь день, прежде чем лорд Рамсгейт ворвался в комнату и пролаял:
– Ты очнулся!
Поразительно, но даже эти невинные слова из его уст звучали обвинением.
– Ты чертов идиот! – прошипел Рамсгейт. – Едва не позволил убить себя! И ради чего? Ради чего?!
– Я тоже счастлив видеть тебя, отец.
Хью уже смог сесть, и нога в шине и бинтах высовывалась из-под одеяла, похожая на бревно. С маркизом Рамсгейтом всегда нужно держать ухо востро и не выказывать слабости, поэтому он старался говорить бодрым голосом.
Отец брезгливо поморщился, но проигнорировал сарказм.
– Ты мог умереть.
– Я уже это понял.
– Полагаешь, это смешно?! – рявкнул маркиз.
– Да нет, не думаю.
– Тебе прекрасно известно, чем грозила