руками, словно Провидением было предначертано, что я должна отдать жизнь за этого мальца.
Я проглотила успокаивающую микстуру в ту ночь, когда начались боли, надеясь на забвение.
Я плохо помнила роды, поскольку мне в воду постоянно подмешивали успокоительное. В конце концов я потеряла сознание и верила, что, покидая келью в виде духа, уже никогда не проснусь в собственном теле.
Я была в смятении и ярости. После нашей последней крупной ссоры я больше не виделась со своим возлюбленным. Очевидно, он разрешил затруднение на расстоянии, заплатив монахиням за то, чтобы они позаботились обо мне и приняли роды, не сообщая об этом моим родителям. Вместо того чтобы выпустить из монастыря, он заточил меня в нем в таком плачевном состоянии. Однако даже после этого я не могла полностью отказаться от него. Каждый день, будучи беременной, я спрашивала монахинь:
– Есть ли для меня письмо? Я иду сегодня к нему?
Они кривили губы и отворачивались, пока я не перестала спрашивать.
Монахини прятали мой живот под бесформенными балахонами. В любом случае ко мне в гости никто не ходил. Моя последняя тирада у монастырской калитки так оскорбила мать, что она заявила, будто бы родные не будут впредь меня навещать. Когда у меня начались схватки, я, как всегда, была одна в келье. Туда же привели повивальную бабку, чье отвратительное, потное лицо было последним, что я увидела, прежде чем потерять сознание.
Когда я очнулась, то снова была одна – слабая и больная. В воздухе чувствовался запах крови, пота и мыла. Я потрогала живот. Он был мягким и рыхлым. Мне сразу стало ясно, что я разрешилась от бремени. Я подняла простыни и увидела, что моя промежность крепко обвязана чистыми тряпками. На внутренней стороне бедер темнели синяки. Я оглянулась по сторонам в поисках маленького существа, которое должно было лежать где-то рядом. Его нигде не было. Не было даже пустой кроватки, пеленок или соски, ничего подобного. Я не могла поднять голову. Я попыталась позвать на помощь, но во рту все болело и першило.
Я лежала без движения и всхлипывала от возмущения. Как посмели они оставить меня одну? Меня, девочку из семейства, чья история насчитывает тысячу лет! Я горько плакала, потому что они украли моего ребенка и оставили умирать. В конце концов я извела себя и заснула в слезах.
Когда я проснулась в следующий раз, мне меняли влажные окровавленные тряпки, которые были обернуты вокруг моих интимных мест. Чтобы было не так стыдно, я сделала вид, что все еще сплю. Когда закончили менять тряпки и накрыли меня простыней, я подняла веки и увидела повитуху и еще двух монахинь, которые шептались у дверей в келью. Я попыталась что-то сказать, но из моего горла не вырвалось ни единого звука. Я глядела на них умоляющими глазами, пока они не заметили, что я уже не сплю. Они начали говорить со мной спокойно, по-матерински. Почти хором они заявили, что мой сын мертв. Они пояснили, глядя