кресле, как оплеванный, и не находил что ответить.
– Приблизительно так будут тебя спрашивать на вступительном экзамене по английскому языку, – выдержав паузу, сказал он по-русски. – Хоть ты, Миша, и медалист, но иностранных языков ты не знаешь. Поэтому в МГИМО не стоит и соваться. Только людей насмешишь и меня, старика, подведешь. Хочешь стать финансистом – выбирай: либо Институт народного хозяйства, либо экономический факультет МГУ. Туда я смогу помочь тебе поступить.
Я выбрал университет.
После этого неприятного для меня разговора, ожидая на остановке автобус в Москву, я проклинал свой дурацкий ум, выборочно усваивавший только то, что ему на самом деле нужно в данный момент. Ведь случись мне оказаться где-нибудь в Сиднее или Нью-Йорке, я точно знаю: за считанные недели овладел бы английским. А тут, в Москве, если можно без него обойтись, я и буду без него обходиться. И тогда я принял еще одно важное для себя решение. Я обязательно стану настолько важным и влиятельным человеком в этом мире, что ищущие со мной встречи люди должны будут сами подстраиваться под меня и разговаривать со мной на том языке, который знаю я, то есть на русском. В крайнем случае, через переводчика. И мне сразу стало так легко и свободно, как будто я сбросил с себя непосильную ношу.
В университете я старался учиться так же хорошо, как и в старших классах. Но это у меня не всегда получалось. Уж очень много времени отнимали другие дела. Равняясь на Ивана Матвеевича, я сразу включился в общественную работу. Вначале меня избрали комсоргом группы, потом я вошел в факультетское комсомольское бюро, а на четвертом курсе – в комитет комсомола университета. И после окончания альма-матер вопрос о моем трудоустройстве решился сам собой. Меня взяли инструктором в райком комсомола.
При Горбачеве Иван Матвеевич укрепил свои позиции в ЦК. Он стал заведующим финансовым отделом, эдаким коммунистическим Ротшильдом, хранителем партийной казны. Хотя его романтические отношения с моей мамой к тому времени уже прекратились (видимо, в силу каких-то возрастных изменений, ведь ему уже шел 65 год), ко мне дядя Ваня продолжал относиться по-отечески. Столь высокое покровительство не могло не отразиться на моей карьере, и я за какой-то год дорос до второго секретаря N-ского райкома комсомола. За мной прочно закрепилась слава лоббиста, имеющего выход на финансовый отдел ЦК, за помощью ко мне стали обращаться не только руководители нашего района, но и люди из Моссовета, из горкома партии и даже директора крупных промышленных предприятий.
А когда комсомолу разрешили зарабатывать деньги, я понял, что мое время пришло. С легкостью оставил кресло аппаратчика и возглавил первый в столице центр научно-технического творчества молодежи.
Чем мы только не торговали! Компьютерами, апельсинами, полиграфической техникой, ксероксами, факсами… Вчерашние райкомовские инструктора с месячной зарплатой в 150–200 рублей вдруг стали ворочать миллионами.