еще строже сказала старушка и вытряхнула на протянутую ладонь из стеклянной пробирки большую таблетку. – Это валидол, – объяснила она. – Я за вами давно наблюдаю – вы все время держитесь за сердце.
Александр Сергеевич повиновался.
– С сердцем шутки плохи, молодой человек. Вы это поймете, если доживете до моих лет, – наставляла его напоследок старушка.
Поглядев ей вслед, Макаров выплюнул таблетку, усмехнулся и повернулся, чтобы пойти дальше, но вдруг замер. Прямо на него шли двое здоровенных омоновцев с дубинками и наручниками на поясах и с короткоствольными автоматами на плечах. Они внимательно посмотрели на Макарова, но, не найдя в нем ничего для себя привлекательного, прошли мимо, цокая подковами тяжелых ботинок. Александр Сергеевич глотнул воздуха, сердце вдруг заломило пугающей болью, он торопливо сунул руку под пальто и стал тереть грудь, с сожалением глядя на лежащую в грязи валидолину.
Где-то за спиной раздался требовательный автомобильный сигнал. Александр Сергеевич оглянулся и увидел, как из остановившегося «рафика» с надписью «ТЕЛЕВИДЕНИЕ» выпрыгнула крупная женщина и с криком «Макаров!» побежала к нему, разведя руки в стороны для крепкого объятия.
Это была Алена Бам, ведущая телепередачи «Час критики», которой боялись, да и сейчас боятся все поэты и писатели нашего города.
Алена крепко прижала его к своей обширной груди, громко чмокнула в щеку и, отпустив, поморщилась.
– Что у тебя там? – спросила она и указала взглядом на его грудь.
– Сердце поэта, – нашелся Макаров.
Алена засмеялась, стирая с его щеки след от помады, и вдруг воскликнула:
– Я тебя поздравляю!
– С чем? – успел поинтересоваться Макаров, но вновь был заключен в объятия, и след от помады отпечатался на другой щеке.
– Макаров! – укорила его Алена, стирая помаду и тут. – Ты, оказывается, еще и кокетлив! Будто сборники стихов выходят у тебя каждый день. Ах, как я жалею, что не была на презентации! Фунтов – душка, правда же? Но зато с кем я познакомилась в Москве! С Ивановым-Рабиновичем!
Она ждала реакции, но ее не было.
– Кто это? – спросил Макаров больше из вежливости, чем из интереса.
– Макаров, как тебе не стыдно! – скривилась Алена. – Он в Москве в центре внимания, а ты… Он же классик, живой классик постмодернизма, создатель метода разлагающего анализа.
Александр Сергеевич смущенно улыбнулся.
– По правде сказать, Алена, я не понимаю, что такое постмодернизм…
– Макаров, ты меня убиваешь, – расстроилась Алена. – Для постмодернизма все – поэзия. Вот это слово на заборе, вот та реклама, эта… дурацкая таблетка, лежащая в грязи. Но постмодернист не ищет образов в действительности, а берет ее и разлагает! Разлагает, понимаешь?
– Это тебе сказал…
– Да, Иванов-Рабинович. – Алена вдохновлялась все больше и больше. – Взять, к примеру, эту весну! Ну признайся, что вы, поэты, попросту изнасиловали ее! А знаешь, как написал Иванов-Рабинович?