.

забываешься, гоблинша.

      – Вовсе нет, – прошипела Уинни, и не подумав отодвинуться, – гоблинша помнит свое место, а вы, Ваше Величество, можете сказать о себе то же самое? Оглянись, это ты стоишь в моей камере!

      – Это мой дворец и моя камера.

      – Может, и все, что в ней, тоже твое?!

      – Да! Каждый камешек в этом чертовом королевстве принадлежит мне!

      Уинни на миг прикрыла глаза, пытаясь справиться с гневом и припомнить советы матери, как вести себя с докучливыми посетителями, но на ум приходила только сковорода. Она открыла глаза и посмотрела в лицо стоящего напротив. Как же хочется вмазать ему! За Индрика, за самоуверенность, за того грифона, за бусы, за унижение пятилетней давности, за то, что снова появился в ее жизни, заставив почувствовать себя брошенной и ненужной девочкой[1]. Но она больше не девочка и не повторит прежней ошибки – не доверится. Никому.

      Уинни выдохнула и спросила сквозь зубы:

      – Сколько мне еще тут торчать?

      – Сколько я захочу.

      – Ты не имеешь права меня удерживать! Я ничего не сделала!

      – И кто же мне помешает? – хмыкнул Марсий. – Или надеешься, что благодарные посетители «Наглой куропатки» выстроятся в очередь, умоляя освободить лучшую раздатчицу?

      – Я тебя ненавижу.

      – А я тебя!

      – И поэтому держишь тут?!

      – Да!

      В темнице повисла пауза, прерываемая лишь тяжелым дыханием спорщиков.

      Наконец Марсий отступил на шаг.

      – Все, пора. Коронация, знаешь ли.

      – Какое облегчение! Неужели мои глаза передохнут от твоей физиономии?

      – И не мечтай, ты идешь со мной, – заявил он и подтолкнул ногой ранее принесенный сверток.

      Уинни нагнулась, развернула бумагу и поморщилась.

      – Что это?

      – Твоя униформа. Мы не кормим дармоедов. Будешь отрабатывать свое пребывание здесь. Тебя ведь не нужно учить обязанностям подавальщицы?

      Уинни вынула и встряхнула унылую робу с намалеванным на груди знаком бесконечности, больше похожим на мишень.

      – Я это не надену, – заявила она, отшвыривая платье.

      – О, не просто наденешь, а будешь мило улыбаться гостям, предлагая закуски и ежевичное шампанское.

      Марсий опустил взгляд на ее башмаки и усмехнулся.

      – Чуть не забыл: девушке полагаются праздничные туфли.

      Небрежно тряхнул рукой, что-то блеснуло, и ноги Уинни внезапно отяжелели на десяток килограммов. С трудом оторвав правую от пола, она уставилась на чугунную туфлю, совсем недавно бывшую туфлей из оленьей кожи. Эту обувь она купила на распродаже специально для вечеринки в Шаказавре

      – Так тебе не придут в голову глупости вроде побега, – обронил Марсий и вышел из камеры. – Стража!

      На зов прибежал тот же молодец.

      – Отвести гоблиншу к остальным слугам, готовящим банкет, – велел король.

      С минуту забавлялся, глядя, как она неуклюже топает к выходу, и сделал невольное движение вперед, когда она запнулась о порог. Уинни вскинула ненавидящий взгляд, и Марсий