Афродиты
Она была всего лишь дивной струей, хлынувшей из оскопленной плоти казненного Урана.
Поверхность океана расступилась и выбросила из утробы драка бесценный дар.
К ней рванулись медузы, узнав ядовитую сестру, морские коньки, обманулись шипением пенной закваски, тритоны окружили веселой стайкой.
Крабовая клешня зацепила бесформенный сгусток и поднесла к близоруким глазам.
Сверкнули зрачки свирепого старца, свергнутого с небес.
Когти шевельнулись. Он вперил в звездную медузу мутный взгляд, губы дрогнули:
– Я снова породил чудовище, пусть оно станет последним в этом мире.
Уран не успел удавить сгусток своего семени.
Высокая волна подхватила добычу, окунула в румяный рассвет, подняла к облакам и унесла в тихий залив.
Она была великолепна, струя, впитавшая плазму солнца и хлад глубин.
Ее заметили атлеты, мечущие диски вдоль прибрежной косы:
– Смотрите, что нам даровал Посейдон!
Они бросились к ней.
Мертвое прозрачное желе Гермес вынес из волн и бросил в солнечное пекло, не подозревая, что заживо сжигает нежную плоть в раскаленном песке:
– Это медуза, океанский сгусток мозга.
Арес сорвал чешую, обнажил дрожащее звездное желе.
– Прелестный отрок! – воскликнул он, проведя по спине мечом.
– Ни то и не другое. Она строптивая бабенка, – задел Гефест сандалией ее бок.
Очертания тела менялись на глазах.
То гнусная слизь растекалась в песке, то скорпион вздымал к зрачкам ядовитый трезубец, то змей обнимал колени, внимательно заглядывая в глаза людей.
– Еще одна загадка, – вздохнул Гермес. – Хитрость в том, что неизвестное погружает дураков в мир грез. Красота затмевает разум. Уродство затмевает взор.
Уже не слизь, не семя драка лежало на песке – а глина, ищущая форму.
Гермес, мудрец, сказал:
– Сосуд воспоминаний, еще один. Афродита опасна. Достаточно гарпий плодить и мегер. Из цепочек бесконечного генного сора можно создать нечто ценное.
Его пальцы скользнули по контурам слизи. Но податливое тело не повиновалось фантазиям мудреца.
Эластичная кожа, как волны океана, не желая лишиться округлых форм, растекалась в руках человека бесформенной лужей.
– Существо изъясняется с нами на языке форм. Оно правдиво: идеал земного божества не шар, а лужа, образ пустоты. Нам не исправить горизонтальную ориентацию землян. Божественная тварь божественна, пока не вписана в форму. Бесцельность – признак многих целей. Пусть для меня она останется мечтой.
– Мечтой? – удивился Арес. – Я не люблю мечтать. Я воин.
Он попытался вспороть нежную кожу, полную электрических разрядов
От натуги его челюсть отвисла, а зубы скрежетали, желая одолеть сопротивление непокорной твари.
Гибкие струи прибоя соревновались в скорости с его мускулатурой.
Самка, лужей растекшаяся под ним, не поддалась решимости самца. Тогда гигант изменил тактику, повторяя движения прибоя над раковиной сладострастия.
Он