меня нет копии, – сказал он.
– Продолжайте, продолжайте, – сказал Дьюкейн.
– Клянусь, у меня не было копии, сэр. Я же не записывал эту историю. Да и не больно-то ловок я в писании. Вы же знаете этих журналюг. Я просто рассказывал, а они записывали. Потом они перечитали это мне вслух, и я подписал. Сам я ничего не писал.
Это наверняка правда, подумал Дьюкейн.
– Сколько они вам заплатили?
Бледное лицо Макграта стало плоским.
– Финансовые дела – это личное дело человека. Сэр, можно…
– Я бы советовал вам немного снизить тон, мистер Макграт, – сказал Дьюкейн. – Вы поступили крайне безответственно, и у вас могут быть серьезные неприятности. Почему вы продали эту историю?
– Ну, видите ли, такой джентльмен, как вы, сэр, даже не подозревает, что значит нуждаться в самом необходимом, сэр. Я продал ради денег, сэр, и я этого не стесняюсь. Я просто оказался первым, сэр, и вы на моем месте поступили бы так же.
Наглый парень, думал Дьюкейн, и, кажется, законченный негодяй. Хотя Дьюкейн полностью не осознавал этого, но в огромной степени его адвокатской карьере помешало то, что ему не хватало способности представить внутренние мотивы подлости, на которую он сам не был способен. Его воображение, проникая в мир зла, просто преувеличивало его собственные проступки. Поэтому его суждение о Макграте как о «совершенном негодяе» было беспомощным и абстрактным. Дьюкейн не мог представить себе, что это значит – быть вот таким Макгратом. Полная непроницаемость для него такого рода подлости, как ни странно, сделала Макграта более интересным в его глазах и даже более симпатичным.
– Хорошо. Вы продали это ради денег. А сейчас, мистер Макграт, я хочу, чтобы вы рассказали мне как можно более подробно то, что вы уже передали прессе о мистере Рэдичи.
Макграт опять закатил глаза, стараясь тянуть время. Он сказал:
– Я уже плохо помню…
– Вы думаете, я поверю вам, – сказал Дьюкейн. – Продолжайте. Нам нужно знать все как можно скорей. И если вы мне поможете, я тоже смогу помочь вам.
– Ладно, – сказал Макграт, в первый раз несколько разволновавшись, – ладно…
Потом он сказал:
– Мне нравился мистер Рэдичи, сэр, да, нравился…
Дьюкейн ощутил вспышку интереса. Он почувствовал себя ближе к Макграту, как тореро, который смог притронуться к быку…
– Вы хорошо его знали? – спросил Дьюкейн мягко.
Ему часто приходилось допрашивать людей, и ему хорошо было знакомо это ощущение – как будто в тихой комнате прядется паутина симпатии, заглушающей недоверие. Дьюкейн чувствовал себя слегка виноватым в том, что умел хорошо это делать. Уметь «разговорить» человека не просто, дело не в том, чтó ты говоришь, и даже не в том, как ты это говоришь, для этого надо обладать талантом, который вырастает из интуиции и почти физически ощущаемых телепатических эманаций.
– Да, – сказал Макграт. Он положил руки на стол и рассматривал их. Его руки были удивительно чистыми. Муха села на руку, но он не стряхивал ее. Макграт