Как буква?
– В этом королевстве букву называют не «зи», а «зед». – Грего покосился на меня. – Очень щепетильны на этот счет.
Он так аккуратно проговорил эту шутку, словно обезвреживал бомбу.
А Элиан ее не понял. Он тупо переводил взгляд с Грего на Зи, словно надзиратель шокером зараз выбил из него тридцать пунктов IQ. А может, он просто был туповат.
– Зи зовут как букву Зи, все понятно. Зи, Атта, Грегори, Тэнди, Грета, Хан. – Он назвал имена так, словно цитировал выученный наизусть список. Потом повернулся к надзирателю и спросил: – Все правильно?
Словно ожидал, что железка ответит ему.
– Правильно, – подтвердила я. – А ты – Элиан.
Он тряхнул головой и выпрямился, словно его собственное имя служило ему паролем для перезагрузки. Лицо обнулилось до прежнего состояния, а пропавшие баллы IQ восстановились. Он теперь казался залихватски-беспечным, энергично-исполнительным и восхитительно придурковатым, но я была абсолютно уверена, что как минимум два из этих состояний были делаными.
Я глянула на Зи, и она в ответ выгнула брови. Она тоже не знала, как это все понимать. Никто из нас не знал.
Элиан стоял под нашими перекрестными взглядами, усмехаясь.
– В общем, всем здравствуйте, – сказал он и потянулся за оброненными мною вилами, но Атта поставил на них ногу.
Никто из нас не хотел, чтобы незнакомец обзавелся оружием.
Элиан сделал вид, что не заметил.
– Ага. Я Элиан Палник, из Камберлендского альянса. Покажете мне, как копать картошку?
Никто не ответил. Мы глядели на Элиана и его надзирателя, стараясь сохранить на лице невозмутимость, но при этом внутренне собраться, привести тело в готовность, как тренировались делать все дети обители, когда приближается угроза. Элиан же, наоборот, стоял приветливый, спокойный, расслабленный и совершенно чужой. Наша тишина – тревожная, неодобрительная – превратилась в непоколебимый монолит. Элиан повернулся ко мне:
– Значит, стоицизм.
– Значит, картошка, – осторожно ответила я.
Я наклонилась и взялась за ручку грохотки. Крупный надзиратель отступил на пару шагов, сходя с плетеного полотна. У Элиана едва заметно перехватило дыхание, когда надзиратель задвигался, – по крайней мере, у молодого человека хватило здравого смысла, чтобы испугаться. И достоинства, чтобы скрыть испуг. И то и другое обнадеживало.
– Помоги мне, – предложила я.
Отчасти это было проявление доброты к нему – направить его, подтолкнуть в нужную сторону. Отчасти – эгоизм: мы все будем чувствовать себя безопаснее, если примемся за работу.
– Это называется «грохочение». Мы стрясаем грязь через прутья. После этого картошку можно хранить без мытья. Это экономит воду.
– Вечно эта вода, – не к месту сказал он.
Но за вторую рукоятку взялся. Мы вдвоем подняли плоское сито. Я с облегчением убедилась, что он справился. Пятьдесят фунтов картошки – груз небольшой, но, стоя рядом, я видела, что мускулы у Элиана еще подрагивают.