все это не истина и что произошла какая-то ошибка.
«Значит, скоро уйдешь отсюда…»
Я искренне верил ему.
«А ты?»
«А я отсюда уже не уйду».
«Но ты ведь тоже выглядишь здоровым…»
«Дело вовсе не в этом».
В чем же обстояло дело, он мне не сказал. Где-то ближе к обеду Андрей снова исчез, а вернулся только вечером. Он медленными шагами продвигался к своей койке и, сев на нее, посмотрел сначала на читающего Ваню, а потом на меня.
«Какие-то проблемы?»
Кажется, это было адресовано мне. Услышав отрицательный ответ, он завалился на спину и вроде бы уснул. Мне почему-то казалось, что в этот момент он вовсе не спал, а путешествовал по воинствующим мирам на окраинах Вселенной.
Стало как-то беспокойно и нервно. Через несколько часов пришел врач, раздал каждому из нас каких-то таблеток, а на Андрея лишь искоса посмотрел. Почувствовав неладное, он прощупал его пульс, положил руку на лоб и вышел из палаты. Шаркающим эхом в коридоре отдавались его шаги.
«Что с ним такое?»
Если Ваня здесь лежит с февраля, то он должен знать хитрости пребывания. Но я не хотел его беспокоить. Просто окончательно устал от метафизической пустоты в палате.
«Наркозависимый» – коротко ответил Ваня, отвлекшись от своих книг.
Оказалось, что в далеком 1987 году он привез из Афганистана не только медали. Мы по-прежнему вечерами приходили на заброшенную спортивную площадку, и там он рассказывал окольные подробности своей биографии.
«Мак там был везде, как и наши ржавые танки, раскаленные на жаре. Трупы пацанов убирали, а изуродованная техника стояла… От жары кровь сохла и желтела, становилась чем-то вроде естественной маскировки».
Он не говорил, что ему приходилось стрелять из АК-74 по бандам боевиков. Сказал только, что попал в тюрьму за убийство, сразу после развала СССР, когда на образовавшейся мнимой границе между Беларусью и Россией занимался бандитизмом.
«Если будут предлагать брать инструмент для работы, то выбирай ТТ. Пистолет ТТ – лучший друг рабоче-крестьянской молодежи».
Подобные рассказы напоминали изящно переписанные на современный слог коммунистические агитки первой половины двадцатого века.
Андрея отправили в больницу родственники. Не из-за тубурекулеза, которым он не болел. А из-за морфиновой зависимости, которая никому из них не давала покоя. В этом комплексе с дурманящими инъекциями проблем не было, а поэтому тело советского десантника было в состоянии покоя. Полного покоя, который так не характерен для образа повседневного наркомана, про которого нам трубили средства массовой информации. Колоться изо дня в день. Почти потребность. Впрочем, никто, кроме меня, этого не замечал. Да и я на третий или четвертый день своего пребывания просто выкинул из головы, что Андрей наркозависимый.
Пока он целыми днями где-то ходил, мое тело разглядывали через различную высокотехнологическую аппаратуру и делали множество анализов.