Моисеем». В письме A. M. Виельгорской 30 марта 1849 года он советует читать Евангелие не на русском и не на французском языках, а на славянском языке. К Евангелию он просит добавить «послание» и «пять книг Моисеевых». «И душа выиграет немало», – добавляет он. В этом мироощущении он и завершает свой творческий и жизненный путь. В главе XIV «Выбранных мест…» – «О театре, об односторонности взгляда на театр и вообще об односторонности», адресованной А. П. Толстому, Гоголь защищает Пушкина от обвинений в деизме, атеизме. Конкретно Гоголь имеет в виду издателя журнала «Маяк» С. А. Бурачка, выступившего в своём журнале с обвинениями в безбожии Пушкина и других писателей. Гоголь осуждает прежде всего тех «святошей», которые под видом «бесовства» хотели бы уничтожить буквально все. Он резко отвергает упреки Пушкину в нехристианстве и деизме. Гоголь пишет, что Пушкин не мог и не «обязан» был облекать высшие христианские догматы в «бездушные» «стихотворные игрушки», как это делают люди, «выставляющие» себя христианами. Подобные стихи лишь оттолкнули бы от себя верующих. Пушкин предпочел остаться «нечувствительной ступенью к высшему», – говорит Гоголь. Будучи строгим к себе и другим в вопросах религии, Гоголь делает послабление для Пушкина, ссылаясь на его молодость, увлечение светом и «некоторые несовершенства его души», «Поэзия есть тайна», – говорит он, и суд над поэтом недостоин христианина, «знаменем» которого является смирение. Вместо того, чтобы говорить о «тёмных» местах в творчестве молодого Пушкина, лучше привести примеры из стихов периода его «разумного мужества», когда, говоря словами Гоголя, «его поражал даже один вид служителя Христова».
Стихотворение «В часы забав иль праздной скуки» (1830), напечатанное первоначально под названием «Стансы», Гоголь приводит без первого четверостишия как пример «разумного мужества» и христианского смирения Пушкина:
Но и тогда струны лукавой
Мгновенно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал,
Я лил потоки слёз нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
Твоим огнём душа палима
Отвергла прах земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.
Приводим опущенное Гоголем первое четверостишие:
В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Гоголю можно было бы спокойно привести эти стихи: они показывают, в каких условиях Пушкин не забывал о Боге, Но Гоголю хотелось подать Пушкина в «чистом» облике. Между тем, это стихотворение имеет свою историю, 26 мая 1828 года, в день своего