со своей стороны задумался. Хозяин был слишком взвинчен, и флорентиец сказал себе, что впредь должен быть более щепетилен в отношениях с Анной.
Никколо сильно обеспокоился, когда через несколько дней Жоан, ушедший из дома утром, чтобы обсудить вопрос поставки бумаги, вернулся в лавку раньше ожидаемого. Флорентийцу очень хотелось, чтобы герцог Гандийский, слишком часто в последнее время посещавший лавку в утренние часы, когда Жоана обычно не было, уже покинул бы помещение.
Жоан поздоровался с подмастерьем, подметавшим улицу перед лавкой, и обратил внимание на трех лошадей и двух вооруженных людей, одетых в черное и на испанский манер. Они стояли в ожидании у входа в лавку.
Войдя и поймав взгляд Никколо, он понял, что что-то идет не так. Обычно веселый, флорентиец на этот раз не улыбался; не сказав ни слова, он глазами показал Жоану на сцену, происходившую в другом конце помещения. Там, рядом с дверью, ведущей в большой зал, стояла Анна. Она была одета в платье из зеленого бархата с широкой юбкой и закрытым лифом, который подчеркивал ее высокую грудь и делал фигуру еще более привлекательной. Зеленые глаза Анны напряженно вглядывались в стоявшего рядом с ней человека, который что-то шептал ей и находился так близко, что, казалось, он вот-вот втолкнет ее внутрь комнаты. Анна слушала его с улыбкой на устах и, гордо выпрямившись, отрицательно качала головой. А когда мужчина еще больше приблизился, она остановила его, вытянув вперед руку и упершись ею ему в грудь. В ответ он взял ее руку в свои. У Жоана екнуло сердце. Человек стоял к нему спиной, но книжник сразу же понял по шикарному платью, высокомерному облику и солдатам, ожидавшим на улице, кто это был.
Речь шла о Хуане Борджиа, герцоге Гандийском, который по вызову своего отца, Папы Александра VI, вернулся из Испании около трех месяцев назад. Папа встретил сына с огромной радостью, устроив в честь его возвращения роскошные празднества. Он назначил Хуана Борджиа хоругвеносцем. Титул церковного знаменосца давал последнему верховную власть над всем ватиканским воинством. Этот человек был самым влиятельным в Риме после Папы.
Жоан подавил в себе первое желание броситься на чужака, прекрасно осознавая, какому риску он подверг бы себя и свою семью столь агрессивным поведением. Он был знаком с Хуаном Борджиа еще до его появления в Риме и прекрасно знал, каким необузданным и грубым мог становиться этот тщеславный человек, когда желал чего-либо добиться.
Жоан и сын Папы впервые встретились четыре года назад в одной из барселонских таверн. Хуан Борджиа был заносчивым и невоспитанным молокососом, прибывшим в город, в котором в то время располагался двор королей Испании, чтобы жениться на Марии Энрикес, двоюродной сестре короля и вдове своего скончавшегося брата. Этот брак был обязательным условием для вступления в права наследования герцогства Гандийского.
Тем не менее сын Папы делал именно то, что отец приказал ему не делать.