прихрамывающая Настя вошли к нему в хату. – Проходите, девочки. Сильно досталось?
– Холодно, очень холодно было. – И у меня, и у Насти распухли лица, несмотря на маски, которыми мы защищали лица. У меня больше, у Насти меньше. У меня руки же заняты все время. Она лицо успевала потереть.
– Кабину бы надо вам герметизировать.
– Ну, это ж только на заводе.
Я доложился о том, что видел на маршруте, и передал «воспоминания» обоих. Генерал передал бумаги адъютанту, и тот унес их в разведотдел ВВС фронта. Обед был просто шикарный. Повара генерала расстарались на славу. После обеда принесли расшифрованные снимки. Аппаратура сработала штатно. Я по курсу и высоте не рыскал. На этом праздник кончился, и Федор Яковлевич засобирался к начальству. Нам приказал по готовности машины перелетать обратно в Воронеж. Так что особо и не поговорили. Подошедшего чуть позже Красовского командующий прихватил с собой, и его самолет, в сопровождении шестерки «яков», пошел куда-то на север. Мы вернулись в дежурную комнату отдыха, собрали вещи и пошли на стоянку. Настя недоумевала, что случилось.
– Нас это пока не касается.
Мы подошли к стоянке. Настя ходит с трудом и медленно. Самолет готов, оставив Настю в машине, прошел на КП и получил разрешение на перелет. Подготовил машину, и мы взлетели. Лететь недалеко. Передали «птичку» в руки Василия Ивановича и побрели домой. Я лежал на спине и никак не мог уснуть, на соседней кровати мирно посапывала штурман. Сегодня уже 11 апреля. Медленно, очень медленно развиваются события, можем не успеть. Глядя в тщательно выбеленный потолок дома, пытаюсь уснуть. Но что-то тревожно на душе. Кто-то хлопает дверью и осторожно стучит в дверь комнаты. Встаю, накидываю гимнастерку, влезаю в галифе. Открыл дверь. Посыльный из штаба ПВО.
– Товарищ капитан, вас вызывает капитан Байбородько.
– Сейчас буду. – Закрываю дверь и толкаю Настю.
– Подъем! Иди ужинать! И в штаб.
– Какой ужин? Не хочу ничего, у меня нога болит.
– Тогда к врачу, получи у него освобождение от полетов.
– Опять полеты! – она открывает глаза, тянется, как кошка, и на одной ноге скачет к зеркалу, посмотреть, что у нее с лицом творится. Рожи у нас обеих разнесло знатно.
– Настя, не придуривайся, в санчасть! – приказал я и двинулся на выход. Вместе с посыльным дошли до Хоперского. По дороге тот все интересовался, что у меня с лицом. Узнав, что я обморозилась, удивленно присвистнул. Я вошел в штаб и доложился. Майор тоже уставился на мою морду.
– Что с вами, Александра Петровна.
– Поморозились, и я, и штурман.
– Жаль! У врача были?
– Нет, помощь мне оказали в Бутурлиновке. Сюда перелетели три часа назад, пытались поспать, но прибежал ваш посыльный.
– По сведениям разведки, готовится большой налет на город, в Коммунарах село два гешвадера «юнкерсов».
– Я это видела. Я привезла эти снимки, и там не «юнкерсы», а «хейнкели». И стоят они там давно. Это