ее; тогда, на свадьбе Майкла, она показалась ему юной и светящейся, как Венера Боттичелли или какая-нибудь из его мадонн и ангелов – все они похожи друг на друга. Тогда она была прелестной девушкой. А теперь стала прелестной молодой женщиной, такой цельной, чуткой, с чувством юмора… Динни Черрел! Вот ей он мог бы показать свои стихи: она их поймет.
Потому ли, что он слишком много о ней думал, или потому, что ехал в такси, но Уилфрид опоздал и встретил Динни на пороге «Дюмурье», – она уже собиралась уйти.
Пожалуй, лучший способ испытать женщину – это заставить ее ждать вас на глазах у посторонних. Динни встретила его улыбкой.
– А я уже подумала, что вы про меня забыли.
– На улицах ужасная сутолока. И как не стыдно философам болтать, будто время – это пространство, а пространство – это время? Для того, чтобы их опровергнуть, надо просто пригласить кого-нибудь обедать. Я рассчитал, что мне хватит десяти минут – ведь от Корк-стрит надо проехать меньше мили, – и вот на десять минут опоздал! Простите, бога ради!
– По словам отца, теперь, когда вместо извозчиков ездят на такси, времени уходит по крайней мере на десять процентов больше. Вы помните, как выглядели извозчики?
– Еще бы!
– А вот я в их времена ни разу не бывала в Лондоне.
– Если вам знаком этот ресторан, ведите меня. Мне о нем говорили, но я тут еще не был.
– Надо спуститься в подвал. Кухня здесь французская.
Сняв пальто, они уселись за столик в самом конце зала.
– Мне что-нибудь легкое, – сказала Динни. – Ну, скажем, холодного цыпленка, салат и кофе.
– Вы нездоровы?
– Нет, это природный аскетизм.
– Понятно. У меня тоже. Вина пить не будете?
– Нет, спасибо. А когда мало едят, это хорошо? Как по-вашему?
– Нет, если это делают из принципа.
– А вы не любите, когда что-нибудь делают из принципа?
– Я принципиальным людям не верю, уж больно они кичатся своей добродетелью.
– Не надо так обобщать. У вас вообще есть к этому склонность, правда?
– Я подразумевал людей, которые не едят, чтобы не ублажать свою плоть. Вы, надеюсь, не из таких?
– Что вы! – воскликнула Динни. – Я просто не люблю наедаться. А мне для этого немного надо. Я еще не очень хорошо знаю, как ублажают плоть, но это, наверно, приятно.
– Пожалуй, только это и приятно на свете!
– Поэтому вы пишете стихи?
Дезерт расхохотался.
– По-моему, и вы могли бы писать стихи.
– Не стихи, а вирши.
– Лучшее место для поэзии – пустыня. Вы бывали в пустыне?
– Нет. Но мне очень хочется. – И, сказав это, Динни сама удивилась, вспомнив, как ее раздражал американский профессор и его «бескрайние просторы прерий». Впрочем, трудно было себе представить