окинули меня высокомерными взглядами, и я скромно устроился в задней части ложи, в то время как его светлость вместе с приятелями расположились впереди. Они громко разговаривали и смеялись, чтобы все могли заметить, какие они невежи.
Общество собралось представительное – совсем не по масштабам оперы, которой оказался «Севильский цирюльник». Я был поражен рангом присутствующих: вдовствующая королева, разместившаяся в королевской ложе с парой иностранных князьков; старый Веллингтон, морщинистый, но зоркий, вместе со своей герцогиней; министр Бругам; баронесса Ротшильд; бельгийский посол граф Эстергази, и многие другие. В общем, все великосветские распутники тех лет, и я не сомневался, что в театр их привлекла совсем не музыка. Гвоздем вечера была Лола Монтес, и весь партер говорил только о ней. Ходили слухи, что на частных вечеринках высшей испанской знати она танцевала нагишом, еще говорили, что ей одно время довелось быть первой красавицей турецкого гарема. О да, к моменту, когда открылся занавес, все пребывали в высшей степени возбуждения.
Не стану скрывать: в моем представлении лучшим театром является мюзик-холл – полуголые девицы и низкопробные комедии – вот мой стиль, а все эти ваши драмы и оперы наводят на меня смертную тоску. Так что «Севильского цирюльника» я нашел совершенно невыносимым: жирные итальянцы орут во все горло, а ни слова не понятно. Я малость почитал программку, и счел рекламные объявления намного более интересными, чем происходящее на сцене. «Анатомические дамские корсеты миссис Родд придадут вашей фигуре невероятную симметричность». «Да уж, – подумал я, – примадонна из „Цирюльника“ много выиграла бы от знакомства с изделиями миссис Родд». Еще расхваливались патентованные клизмы, которыми якобы пользовались все знаменитости во время путешествий. Не мне одному, как я подметил, опера показалась скучной: в партере раздавались зевки, а Веллингтон (сидевший рядом с нашей ложей) даже всхрапнул, пока герцогиня не ткнула его локтем в бок. Потом закончился первый акт, и после того, как смолкли аплодисменты, все затихли в ожидании. Оркестр заиграл бодрую испанскую мелодию, и Лола (или Розанна) в драматическом па выпорхнула на сцену.
Я не специалист по танцам: артистки, а не артистизм – вот что меня привлекает. Но мне показалось, что танцевала она чертовски здорово. Ее поразительная красота заставила партер затаить дыхание. На ней был черный лиф с таким низким вырезом, что груди ее постоянно подвергались риску выскочить наружу, а коротенькая алая юбочка демонстрировала ножки в самом выгодном ракурсе. Белоснежная шея и плечи, угольно-черные волосы, сверкающий взгляд, алые губы, сложенные в почти презрительную улыбку, – эффект был самый потрясающий и экзотический. Вам знакомы эти будоражащие испанские ритмы: она раскачивалась, изгибалась и отбивала чечетку с пленяющей страстностью, и зрители сидели ни живы ни мертвы. В ней одновременно читались и призыв и вызов: думаю, ни один цензор не смог бы счесть хоть один жест или па предосудительным, но общий эффект танца был именно таков. Она словно говорила: «Возьми меня, если посмеешь», и все мужчины в зале буквально