скрипучий голос.
Шацкий вопросительно взглянул на него.
– Вы кроме Варшавы где-нибудь жили?
– Только сейчас.
– В таком случае ни хрена-то вы о жизни не знаете.
Шацкий промолчал.
– Но это не грех. Каждый ребенок ни хрена о жизни не знает. Но я вам помогу.
В Шацком нарастало раздражение.
– А помощь эта входит в круг ваших обязанностей или имеется в виду нечто дополнительное? Мы ведь пока незнакомы, и мне трудно оценить степень вашего благородства.
Только теперь Леон внимательно взглянул на прокурора.
– Серединка на половинку, – ответил тот без улыбки. – Но мне просто интересно, кто же зарезал и подкинул в кусты жену этого паяца Будника. Интуиция подсказывает, что вам это дело окажется под силу. Однако вы нездешний. С вами каждый будет разговаривать, но никто ничего не скажет. На мой взгляд, так оно и лучше, чем меньше информации, тем в голове чище.
– Чем больше информации, тем ближе к правде, – ввернул Шацкий.
– Знаете, как оно бывает с правдой: если ее избыток плавает в дерьме, она от этого не становится правдивее, – заскрипел инспектор. – И не прерывайте меня, молодой человек. Иногда вам захочется понять, кто с кем и почему. Вот тут-то я вам и сгожусь.
– Вы, что же, со всеми дружите?
– Я плохо схожусь с людьми. И перестаньте задавать вопросы, которые не имеют никакого значения, иначе я изменю о вас мнение.
У Шацкого была на уме парочка-другая важных вопросов, но он оставил их на потом.
– И я бы предпочел, чтобы мы остались при вежливой форме обращения, – закончил полицейский.
Шацкий не подал виду, насколько это предложение ему по душе. Он просто кивнул.
6
Ротозеев становилось все больше и больше, хорошо хоть держались прилично. Из приглушенных разговоров Шацкий уловил фамилию «Будник» – а возможно, «Будникова». На минутку задумался, стоит ли ему первым делом разузнать, кем была жертва. Решил, что не стоит. Сейчас ему нужен тщательный осмотр места преступления и тела. Остальное подождет.
Вместе с инспектором, у которого тем временем появилась фамилия Вильчур, они стояли возле отгороженного ширмой тела, а келецкий криминалист делал снимки. Шацкий всматривался в педантично располосованное горло, выглядевшее так, будто его подготовили для урока анатомии. Что здесь не так? Конечно, он найдет его, но хотелось бы уже сейчас, прежде чем начнутся допросы свидетелей и поиск экспертов. Подошел шеф группы осмотра места преступления, симпатичный тридцатилетний парень с глазами навыкате и повадками дзюдоиста. Представившись, вперил в Шацкого рыбий взгляд.
– И откуда ж вас занесло в наши края, пан прокурор? Просто любопытно, – поинтересовался он.
– Из столицы.
– Неужто из самой Варшавки?[18] – Он даже не пытался скрыть удивления, будто следующий вопрос подразумевался: а за что выперли-то? За пьянство, наркотики или всякие там шуры-муры?
– Как я и сказал: из столицы. – Шацкий не любил