в мое платье – вот, оказывается, в чем смысл его подлой затеи. Он хочет, чтобы все знали, что я сам относил письма на почту. И что все его злодеяния – это моих рук дело…
Меня заставил вздрогнуть жалобный вой собак в долине. Уже светало, я собирался уйти, но ноги мои будто налились свинцом. Бледная луна смотрела на меня холодной усмешкой, словно звала к себе, а я, точно одурманенный, не мог сдвинуться с места и все чего-то ждал… Неожиданно на замок начал наползать туман, похожий на вихрь мельчайших пылинок. В лунном свете пылинки сгущались, а затем начали принимать смутные очертания… Я опомнился и, сделав над собой невероятное усилие, понесся в свою комнату, где все еще горела лампа и где, как мне казалось, я буду в безопасности, – в призраках в тумане я сразу признал все тех же трех молодых женщин…
Я долго не мог успокоиться. Из покоев графа доносились глухие голоса, грохот и хохот, затем раздался резкий вскрик, за которым последовало такое глухое молчание, что я невольно содрогнулся. С бьющимся сердцем я бросился через обе комнаты, проходную и столовую, к коридору, – и не смог выйти. Я снова был под замком. Без сил я опустился на кушетку в темной столовой возле погасшего камина и тут же вскочил как ужаленный – на подворье раздался душераздирающий женский крик:
– Верни моего ребенка, чужестранец!..
Его оборвал вой волков, затем грянул повелительный голос графа Дракулы – и вновь воцарилась гнетущая тишина.
Я вернулся в свою комнату, лег и накрылся с головой тяжелым, как могильная плита, одеялом…
Что же мне делать?
25 июня. Утро
По ночам меня терзают страхи. Я до сих пор редко видел графа при дневном свете. Неужели он спит, когда другие бодрствуют, а ночами принимается за свои кровавые дела? Если бы только я мог попасть в его комнату днем! Мне кажется, шанс добраться туда есть – лишь бы хватило храбрости! Я собственными глазами видел, как он полз по стене, почему бы и мне не попробовать? Это опасно, но ведь и положение мое отчаянное! В худшем случае меня ожидает всего лишь смерть. Да поможет мне милосердный Господь, и если ничего не выйдет, прощай, моя любимая Мина!
Позже
Вот, рискнул и – уцелел…
Откуда у меня взялись силы, не знаю, – но, сняв башмаки, я выбрался из окна верхнего этажа на узкий каменный карниз и глянул вниз. Стена замка была выложена крупными, грубо отесанными глыбами, известка между ними выветрилась от времени. Я начал, ощупывая выступы ногой, осторожно спускаться. Мне было известно направление, а также примерное расстояние; голова не кружилась – должно быть, я был слишком возбужден. Ужасный путь показался мне удивительно коротким, так как уже вскоре я очутился перед открытым окном графских покоев. Тем не менее я страшно волновался, когда перелезал через подоконник.
Комната оказалась совершенно пустой. Мебель была затянута паутиной, постель графа не тронута, а дверь – заперта. Я стал искать ключ; в замке его не оказалось, как, впрочем, и в других местах. Единственное, что я обнаружил, –