и почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.
Когда стюардесса отошла, я достала из сумочки мой талисман – брелок-козочку, подаренный мне Игорем на счастье.
– Эх, Снежинка ты моя, Снежинка! Одна ты у меня осталась от всей моей прошлой жизни, – мысленно сказала я. – Помоги мне, выручи… Что-то тревожно у меня на сердце.
Тем временем, в опустевшем салоне самолета появились Репнины. – Ну, как вы? – обеспокоено спросил Саша, которого отличала от брата родинка на щеке.
– Живы! Оба! – лаконично ответила я. – Это уже все или еще куда-то нужно ехать? – Лететь, Елена Васильевна, – поправил меня Леша. – На вертолете лететь. Сейчас хирург из госпиталя подъедет, и мы отправимся, – и успокоил. – Да вы не волнуйтесь, здесь недалеко…
– Да-да! – усмехнулась я. – Пол-лаптя по карте! – и спросила: – Как там Орлов? – Держится, – сразу посмурнев, сказал Саша. – Он хорошо держится. Появившийся вскоре неразговорчивый хмурый мужчина, оказавшийся полковником медицинской службы, глянул на мою фигуру, потом перевел укоризненный взгляд на близнецов и сварливо сказал:
– Я бы на вашем месте этим разгильдяям головы поотрывал! Это, какому же умнику взбрело в голову тащить вас в такую даль в вашем-то положении?
– Бате! – коротко заявил Саша, на что хирург хмыкнул:
– Ах, Бате! Ну, о том, что я о нем думаю, я ему сам при встрече скажу, что при даме говорить не принято.
– Скажите, у Орлова состояние очень серьезное? – тихонько спросила я. – Я, милочка, диагнозы по телефону ставить не привык! – отрезал хирург. – Посмотрю, тогда и скажу. Только вот этим балбесам нужно было его сразу же в Мурманск везти, а не слушать его нелепые приказы, что он и дома отлежится.
Весь полет я просидела, зажмурившись и обхватив руками живот, и обмирала от ужаса. Когда, наконец, этот кошмар закончился и меня на руках спустили на землю, я поклялась, что лучше я отсюда на собаках или на оленях в Мурманск вернусь, чем еще раз сяду в вертолет.
– Все, Елена Васильевна! Уже все! – успокаивал меня Саша. – Сейчас мы вас домой отвезем, девочки вас ужином покормят… Ночевать вы в Батиной квартире будете – там уже все готово. А завтра утром – в госпиталь. Там и зарегистрируетесь. И будет у вашего сына, такой отец, которым, честное слово, годиться не только можно, но и нужно. Который, собой рискуя, нам с Лешкой жизнь спас, – у него дрогнул голос и он отвернулся. Ребята повезли хирурга в гостиницу, а меня по дороге доставили к девочкам и, только попав в заботливые руки их жен Натальи и Татьяны, я до конца почувствовала, что добралась до места. Они что-то говорили, кормили меня чем-то, что я машинально ела и мечтала о постели, как о чем-то совершенно несбыточном, до чего я уже и не надеялась когда-нибудь добраться.
– Пойдемте, Елена Васильевна, – наконец, сказала Ната. – Мы вас проводим. Я со стоном поднялась, потянулась за шубой, но Тата остановила меня. – Не надо – Владислав Николаевич в соседней квартире живет. На этой площадке