что-то вроде второй лежанки. Совершенно неожиданными в этой скромной обстановке выглядели полка с книгами, перо, чернила, почтовая бумага и газеты на столе. Некоторые вещи были словно из другого мира: сундучок, обитый тисненой кожей, дорогое двуствольное ружье, серебряный кубок чеканной работы, охотничий рог и серебряный свисток. Прочее – предметы кухонной утвари, преимущественно жестяные, да большая бутыль в ивовой плетенке с содержимым, надо полагать, более крепким, чем вода из Аламо. Кроме того, здесь находились мексиканское седло с высокой лукой, уздечка с оголовьем из плетеного конского волоса, такие же поводья, пара видавших виды серапе и несколько мотков тонких сыромятных ремней. Это было жилище охотника за мустангами.
Сейчас посреди комнаты вольготно расселся грузный человек, который никак не мог быть хозяином этого дома, и уж тем более мустангером. Лукавое лицо его выражало мнимые покорность и терпение, свойственные всем слугам. На этом толстяке с давно нечесанной копной рыжих волос был странноватый костюм – потертая вельветовая охотничья куртка с большими карманами на груди и плисовые штаны с гетрами. Грубая коленкоровая рубаха с небрежно повязанным на шее красным платком и ирландские башмаки дополняли наряд. Фетровая шляпа с обвисшими полями была небрежно брошена на стол.
О том, что мужчина несомненно ирландец, свидетельствовали не только башмаки, но и его чудовищный выговор. Время от времени он обращался к большой собаке, лежавшей на подстилке у тлеющего очага, уткнув влажный нос в золу. Казалось, животное отлично понимает речи собеседника: полузакрыв глаза, собака глубоко вздыхала и зевала во всю пасть, показывая внушительные клыки.
– Что, Тара, сокровище мое, – спрашивал толстяк, – хочешь домой? Небось, была бы рада побегать во дворе замка по чистым плитам! И кормили бы тебя там как положено, а то, глянь-ка на себя: кожа да кости… Мне и самому туда ох как охота! Но как знать, когда молодой хозяин надумает вернуться в родные места… Эх! Ну, да ничего: наш господин собирается в поселок, обещает и нас с тобой прихватить. Черт возьми! Скоро три месяца, как я не был среди людей… Уж и повеселимся мы тогда! Верно, Тара?
Собака подняла голову и, казалось, насмешливо фыркнула.
– Самое время промочить горло, – ирландец покосился в сторону бутыли. – Только вот там и осталось-то всего на два пальца… Да и нехорошо это, пить без спросу, как ты считаешь?
Тара отвернула от него морду.
– Осуждаешь? Твое право… – Толстяк поднялся. – Особой беды, думаю, не будет, если я выну пробку из бутыли и малость ее нюхну…
Он воровато приблизился к бутыли, пару раз оглянувшись на дверь и как бы борясь с соблазном, протянул и тут же отдернул пухлую руку.
– Каплю… да ладно… неужто это грех – смочить самый кончик языка? – Послышалось бульканье убывающей жидкости – у ирландца, видно, пересох не только язык, но и вся гортань.
Причмокнув с удовлетворением, он заткнул бутыль, вернул на место и