быть, Он лысый?»
«Нет, Он белобрысый».
…
Я хожу, смиренный раб,
Звали Евдоксией,
Кольку-нищего, в сто крат
Лучше, попросили
Помолиться за отца,
А он просит: «Ца-ца-ца —
Царствие небесное,
Гробики вам тесные».
Будто Ольгой нареклась,
А чертовка завелась:
«Может быть, ты лысая?»
– Нет, я белобрысая!..
Я платочек-то носила
Беленький, как Волга,
Все у Бога я просила
(Вырезать недолго
Цензору проклятому,
Если б русопятому…)
Как мы папу отпевали
В это воскресение
И блиночки подавали
(Цензору – веселие!)
«Не дождаться Мне серег», —
Молвит Богородица.
– Вы купили оберег,
А серег – не водится!
И-эх!..
Пусть подавятся потомки
Моей рифмой крепкою.
Патриархи и подонки,
Все летят за ветками.
Обморожена ольха,
Под горою вишня.
Я уже не дочь полка,
Кабы что не вышло.
В огороде бузина,
В Киеве жил дядька,
Мне не видно ни рожна,
Спросим Перетятько.
Ать-два, ать-два,
Раскололась Москва.
При прежнем правительстве —
Духовом ловительство.
Правительство Брежнева
Было очень нежное,
Просто травоядное,
Как волки плотоядные!..
Крест ломали на Петре;
Памятник срывали,
Дырку выжгли на костре
Три бомжа в подвале.
Назывался наш юрод
Нынче бомж, как весь народ.
Промелькнул госпоезд мне
В бабушкиных спицах.
А Господь-то при луне
Смотрит, и не спится.
Вот уже сарай-вокзал,
В колокол тревога.
Папа мне вчера сказал:
«Собери в дорогу
Пирожки и курицу.
И нечего сутулиться».
Вот госпоезд прошуршал
Медленно по шпалам.
Промелькнул сарай-вокзал.
Мамин лик усталый
Тихо смотрит на меня.
Провели уже полдня
В этой суматохе.
В поезде пройдохи
Всё играют в преферанс.
Поезд катит. Бедный Ганс
Думает: «Шпионы,
КГБ, погоны.
Что мне делать, как мне быть?
Как Германию забыть?»
….
Мой отец уже устал
От сарай-вокзала.
И в госпоезд мне сказал
Погрузиться. Мало
Мне того, что он сказал.
Я курю. Не знало
Общество вокзальное,
Пестрое, нахальное,
Что мы едем в south,
То есть в южный городок,
Где течет реки поток
И впадает в море
Черное. На взморье
Едем Рижское потом.
Где собор и белый дом.
…
Нас крестили в Вивьен Ли
И Марией звали.
И