признался. Мы во все внесли ясность.
– Может быть, – она задумчиво провела пальчиками по его лицу. – Но мне, знаешь, могло показаться, что ты качнулся в мою сторону от охватившего тебя глубокого отчаяния. А потом, когда все переменилось, ты резко повернул оглобли своих саней в другую сторону.
– Рина, поверь мне… – Рэм придержал ее пальчики возле своих губ.
Он нахмурился. Прошлое снова настигло его, накатило тяжелой волной, и его глаза подернулись серой дымкой.
– Рина, ты же не знаешь, как тяжело было мне принять то решение. Мое сердце разрывалось на две части. Если бы не дочка, я бы к ней, к Дине, никогда не вернулся бы. Я остался бы рядом с тобой…
– Когда-то ты говорил, что не смог бы прожить со мною всю жизнь.
– Сейчас я так не думаю.
– Почему?
– С годами, Рина, все-все меняется. На некоторые вещи начинаешь смотреть несколько иначе, а порой и совсем по-другому…
То, что ему когда-то казалось совершенно невозможным, сейчас таковым не видится. Если бы в его жизни не существовало бы Дины, он с огромной радостью стал бы жить ради Рины, ради ее счастья…
– Почему ты, когда я тебя позвала, ничего не спрашивая, послушно пошел за мной? Пошел ты на заклание, как жертвенный барашек…
– Почему я пошел за тобой? – он улыбнулся. – Дело было так:
Улыбка нежная твоя,
Загадку вечную тая,
Подав сигнал мне и маня,
Лишила напрочь сил меня…
– Мило, однако. Ты все еще говоришь стихами?
– Нет, Рина, почти нет. Пропала юношеская восторженность миром. Все приелось. Внутри все больше горькой желчи. Где уж тут говорить стихами? Из истерзанной мучительными сомнениями и колебаниями души рвутся одни лишь отборные и многоэтажные матюги…
И еще он хотел добавить, что не его в том вина, а всего того, что окружает их, что на самом корню душит все яркое и индивидуальное, не вписывающееся в общие рамки. Хотел Рэм сказать, но промолчал.
– Как грустно. Я знала тебя немного другим.
Мужчина поймал женские ладошки, приблизил их к своим губам:
– Я же говорил тебе, Рина, что все в жизни меняется. Видишь, и я не исключение в этом ряду, что только подтверждает само правило…
Соскользнув с постели, женщина накинула на себя легкую ткань и, удаляясь, неожиданно для него спросила:
– Рэм, а если бы я в Германии забеременела от тебя? Что ты сказал бы по этому поводу? Как бы ты поступил?
– Рина… – гость резко встряхнул головой.
В вечернем воздухе ощутимо разлилась невидимая тревога, и глаза мужчины мгновенно настороженно сузились:
– Ты, девочка, не шути такими вещами. Зачем говорить о том, чего нет? – он весь передернулся, на один миг представив себе неимоверную ситуацию, в которую неминуемо попал бы, случись оное.
– Ну… – грудным голосом протянула Рина.
Неопределенно пожав плечами, она издалека кинула взгляд,