Миша дал. Это деньги с алиментов, понятно, сумма большая. Про наши с Мариком деньги не говорю. Что упало – то пропало. Но чтобы родной матери какой-нибудь пустяковый подарок сделать – нет.
Моя мать сразу таким образом поставила меня на место. Это она так думала.
Базар маленький, продавцов почти нет. Сказывался не базарный день. Тогда еще большой выбор был только по воскресеньям.
Купили хорошие продукты: курицу, зеленый лук, петрушку, укроп, сливочное масло, молоко, творог, яйца, молодую картошку, домашнее подсолнечное масло из жареных семечек. Конфеты различных сортов – в коопторге.
По обратной дороге мы присели отдохнуть в парке.
Мама вышла на пенсию и могла себе позволить не спешить. Так она сказала.
Я приступила к серьезному выяснению вдали от Блюмы и Фимы.
– Мама, ты знаешь, что по твоей просьбе у меня останавливался Мотя с семьей. Он мне много рассказал, чего я не подозревала. Он тебе что-нибудь описывал из своего визита в Москву?
Мама молчала, только махнула рукой.
– Ладно. Не стоит обращать внимания на слова Моти. Я поняла, что вы все меня не считаете за человека. А считаете за чудовище. Скажи мне, что ты думаешь.
Мама посмотрела в сторону, поправила со своей стороны на скамейке тяжелую корзину, чтобы не свалилась.
– В моем возрасте, Майечка, доченька, надо не думать, а смотреть правде в глаза. Но я смотреть не хочу, я тебя любую люблю безоглядно. Давай не будем ворошить, что Мотя сказал, что Хася сказала, что Лазарь сказал. Люди говорят, что хотят. И пусть.
Я не ожидала от мамы такого поворота. Мне казалось, что ей надо выговориться передо мной. Столько лет прошло с момента нашего отдельного проживания, и вот она не находит выражений для дочери, отделывается фразами.
– Нет, мама. Так не пойдет. В вашем окружении воспитывался Миша. Вы его практически воспитали таким, какой он стал. Мотя выразил ваше общественное мнение. Он меня при муже облил помоями с ног до головы. Не исключено, что и Эллочка слышала. А теперь ты самоустраняешься. Меня Марик тактично, конечно, спрашивал, что имел в виду Мотя, и к тому же надо заметить, что он смотрел на меня с подозрением чего-то нехорошего. Но ведь и мне тоже интересно. Я перед тобой как на ладони.
Мама молчала. Я поставила перед ней трудную задачу, но раз за восемнадцать лет можно и поговорить. Это если считать со дня рождения Мишеньки. А ведь можно копнуть и раньше – со свадьбы с Фимой. Или еще раньше.
Я же не вчера родилась. И мне в вину ставят всю мою жизнь, весь мой характер. Мне, педагогу, хорошо известно, что характер закладывают родители. Так кому же отвечать на мой искренний вопрос, как не матери?
– Мама, я, конечно, понимаю, что ты человек малообразованный. Говори по-простому. Я буду помогать тебе наводящими вопросами. Говори, мама. Я пойму.
И мама сказала:
– Мишенька считает, что Фима его настоящий отец, он знает давно. Он видел паспорт Фимы и прочитал фамилию. Прямо мне сказал, что это его папа до Мирослава, потому что до Мирослава