Ну-ка рассказывай все. Что значит, на заводе живешь?
И как ей все рассказать? Про одиночество и ночную тоску, про беспросветность и отчаяние…
Люба перевела разговор:
– Как вы узнали, что я здесь работаю? Снова… «органы» подключились? – она кивнула на Соболевского. – Вы же полковник, как я поняла…
– Все проще, – рассмеялась Алена. – Мы в салон заехали, я думала, ты все еще там работаешь. Девчонки и рассказали.
– Ты… В салон заходила? К девчонкам? В таком виде?
– Нет, что ты. Я ведь на нелегальном положении. Дядя Гена заходил, узнал, где тебя найти можно.
– Странно, я никому не говорила, – удивилась Люба.
– Что в охране работаешь, говорила?
– Ну, это говорила, да.
– Что рядом с домом, говорила? Недалеко совсем, пешком ходишь.
– Наверное…
– И то, что на заводе, на проходной дежуришь, тоже говорила. У нас здесь единственный завод поблизости.
– Так просто?
– Это всегда просто, – вместо Алены ответил дядя-дедушка Соболевский. – Если знаешь, как, кого и о чем спрашивать.
– Позвонить же могла просто.
– Нет-нет, – полковник при этих ее словах сразу стал очень серьезным. – Не могла, Любовь… Извините, отчество как?
– Егоровна. Но можно просто Люба, – она улыбнулась в ответ.
– Можно? – он почему-то посмотрел на Алену, как будто разрешения спрашивал. Алена согласно кивнула.
Полковник каким-то чудесным образом заставлял всех женщин раскрепощаться. В его присутствии они, даже незаметно для себя, начинали кокетничать, «строить глазки». Просто чувствовать себя Женщинами. Алена в шутку называла его «старый ловелас» и как-то спросила:
– Дядя Гена, ты по молодости, наверное, вовсю «зажигал». У нашего пола популярностью пользовался?
– Да что ты, Алена, время совсем другое было, – как-то неопределенно ответил он тогда, не вдаваясь в подробности.
Вот и родная мама не устояла – «можно просто Люба»…
– Ты письма-то мои получала? – она спросила у «просто Любы».
– Да-да.
Ей изредка приносили письма-записки от Алены. Обычные старомодные письма, написанные ручкой на листочке, вырванном из школьной тетрадки, в обычном почтовом конверте. Коротенькие, но очень домашние, теплые.
Кто их ей приносил, она не знала. На конвертах не было ни обратного адреса, ни почтовых штемпелей.
– Почему только ты его фотографии не посылала? – Люба крепко обнимала Ванюшку, примостившегося у нее на коленях.
– Ну, мама, если от тебя требовалось письма сжигать…
– Кстати, вы их сжигали? – спросил «дядя Гена».
– Да-да, не беспокойтесь.
– Сразу?
– Конечно, – Люба чувствовала себя как на допросе. – Я же понимаю.
– Ну и хорошо, – с каким-то облегчением вздохнул Соболевский. – Вы просто молодец. Извините, сомневался. Каюсь.
Он улыбнулся ей, и «допрос» тут же закончился. Просто встретились пока еще не знакомые