Так себя и ощущала, так и жила. И думала, что все окружающие воспринимают ее такой же. А тут вдруг – Женькины поползновения…
На следующую смену к ней отправили Марину, женщину чуть постарше ее. Люба сначала образовалась, но ненадолго. Оказалось еще хуже. Марина, мало того, что была болтливой, ни минуты не могла посидеть молча, так еще и совсем недавно стала бабушкой. И у «бабы Марины», как она сама себя называла, словно «крышу снесло». Все мысли и разговоры были только о своей «Катеньке, Катюше, Котеночке». Вариантов имени было много. О приближающемся вечере Люба теперь думала с еще большим ужасом, чем раньше. Да, она бежала от одиночества, но лучше уж тягостное молчание наедине с собой, чем эти бесконечные рассказы о чужом счастье.
Она рано укладывалась спать, расстраивая напарницу, которой просто жизненно необходимо было кому-нибудь рассказать, как хорошо Катенька сегодня покушала и как хорошо покакала. Самой Любе так и не довелось понянчить внука. Она его даже ни разу не видела. Не говоря о том, чтобы на руках подержать.
Ей было невыносимо слушать бесконечные подробности семейной суеты вокруг подрастающего ребенка, такой хлопотной и беспокойной, но и такой желанной.
А утром все начиналось сначала, причем с новой энергией и с новыми эмоциями – за ночь Марина успевала соскучиться по внучке.
Люба не могла больше терпеть эту ежевечернюю и ежеутреннюю пытку. Упросила директора охранной фирмы, Федора Борисовича, и, в порядке исключения, он разрешил ей дежурить одной – «за себя и за того парня», то есть за «ночника». Справлялась она с повышенной нагрузкой без проблем – чем меньше было свободного времени, тем лучше. Да и получать стала больше. И, самое главное, никто к ней не приставал – ни в прямом, ни в переносном смысле. А одиночество? Что ж, она начинала к нему привыкать…
Можно, конечно, предложить вообще универсальный график работы – не «два через два», а «четыре через ноль» – и просто переехать сюда… Безумная идея.
Мысли про Алену она старалась выбросить из головы. Когда дочка исчезла в первый раз, Люба, естественно, очень переживала, но была уверена, даже знала, что это ненадолго – Алена вот-вот найдется. И она сама, Люба, могла предпринимать какие-то действия, что-то делать конкретное, а не просто ждать. Сейчас все было по-другому. Сейчас она ничего не узнает, пока ей об этом не сообщат. Кто? Она тоже не знала. Может быть, Дима, если он на самом деле в курсе событий. Может быть, сама Алена объявится и привезет внука. А могут и батюшки выйти на связь с какой-нибудь «благой» вестью. Ей оставалось только одно – ждать…
После того, как уехала Алена, она впала в глубокую депрессию. Люба подозревала, что Дима знает, где она. Но была абсолютно уверена, что он об этом никому не скажет. Не только ей. А, может быть, особенно ей. Даже под пыткой. Даже на исповеди самому господу богу. Или она ошибается, и Димка тоже ничего не знает? И здесь задействованы совсем другие люди…
А началось