герой на Колыме встретил. Победу над фашистом за колючкой отметил. А солдат-то он был отважный.
Потому на Север ах и выжил. Блатным пару раз зубы выносил, прям с фиксами железными. Опыт-то у Макара на кулаке большой был, с фронта. Зэки Макара уважали, и те, и другие. Кто по 58-ой тянул, как враг народа, кто по уголовке сидел. Уважать-то – уважали, но на прочность бойца испытывали. Не раз урки Макара на финку сажали, руку ломали. Живучий оказался. Отлежится в лазарете. Дырки в животе заживут. И опять – за свое, гордое и независимое. Спину не гнул. Как есть один в поле воин. Выжил.
После всех своих долгих мытарств по лагерям и зонам любимой Родины вернулся Макар в старинный свой Волочок. Вышний который, райцентр, откуда на четыре войны уходил. Родня, понятное дело, вся давным-давно поумирала. Избу, где батяня с мамкой Макарку родили, где еще дед Евлампий и прадед Акепсим при графьях жили, ту самую родимую избушку в деревеньке, что у озера притаилась, – местные Советы у семьи Макара давным-давно отняли. Алкашам отдали. К чему крепкий пятистенок врагу народа оставлять?
Ох, как зол был Макар на Советскую Власть! Люто. Но молчать научился. Напросился в родную избу на постой у энтих самых алкашей, которые не враги народа. А те – с кулаками на хозяина, гнать вздумали прочь. Макар, понятное дело, алкашей за шиворот во двор вынес, штабелем к изгороди сложил. Но в живых оставил. Избу сжег.
Где только по тюрьмам, лагерям и зонам после пожара опять не сиживал Макар! До острова Сахалин добрался. А дальше некуда было. Дальше – Америка. В Америку не отпустили, там слишком хорошо, по людским слухам, и в то время было. Да Макар бы и не поехал. Он и так – голь перекатная, ни угла, ни двора, лишь котомка за спиной, а без родимой землицы, как былинка без корешков, – нигде бы прижиться не смог.
Выпустили Макара с лагеря уже глубоким стариком. Отправили с Сахалина, с Богом. Так пухлощекий юнец- чекист и сказал: иди, мол, старик, с Богом. Забыла Власть, за что сажала. Архивы у них там разные сгорели со справками. На генералов не все доносы находят. А тут такая мелочь людская – отставной солдат, рядовой боец. Отпустили, отправили бойца Макара восвояси. Он опять в свой родной Волочек подался.
В Вышнем, понятное дело, Макара не ждали. Пенсий вечному зэку не положено было. Иди, мол, посоветовали в сельсовете, сторожи амбар с крысами, за трудодни, за палочки в «амбарной» книге учетов. С голоду, поди, не подохнешь, уголовник замшелый.
Однако ж, дед Макар не таков был, чтоб после стольких жизненных мытарств сдохнуть, как пес, под чужим забором. К родному пепелищу на озеро двинулся. Там себе домишко и сложил, бревнышко к бревнышку. Сенцы да палати, два оконца да печь. Мал теремок да мил и пригож – пристань для вечного бродяги.
Сначала было местный сельсовет выяснять начал, кто, мол, такой да откуда. Почему без бумажки-разрешения построился? Дедушка Макар не только с виду ярый стал. Вечный каторжанин, заматерелый зэк, какой никакой. Чуть что – злой-презлой становится. Глаз выпучит, лошадиные зубы стиснет да оскалит. Скулы ходуном ходят.