волки к дубу не подходили, держались поодаль.
Так мы просидели два дня и две ночи. Жевали твердые и чуть сладковатые желуди. Много их нельзя, получишь заворот кишок, так что съели по горсточке всего и водой запили. Хвост сказал, что в старину желудями любили питаться былые свиньи, а теперь желуди остались, а свиней нет, ни диких, ни домашних, все повывелись, даже в Кологриве. Нет свиней, нет птиц, нет дорог, ничего нет. Только тропы, только волки. Кажется, они всех уже сожрали. Вот только выхухоль Виолетта еще где-то есть, сидит в норе.
По ночам было холодно. Мы жгли сухие ветки, но тепла от них получалось мало, больше свет да искры. Сам огонь тоже горел небольшой, отогревались лишь пальцы на ногах или на руках, на туловище тепла уже не хватало. Я мерз молча, Хвост, как всегда, ныл. Говорил, что у него скоро родится брат, поэтому его пропаданию расстроятся не сильно. Что дома его никто не любит, братья его лупят и втайне хотят убить, он давно заметил. И так далее.
На третью ночь волки начали выть. Выли они тоже по очереди, пустились с наступлением темноты и продолжали до утра. Думаю, они это нарочно, чтобы измотать нас. Я не спал. Хвост тоже не спал, в голове все дребезжало. После рассвета волки замолчали, и стало по-настоящему опасно, тут я окончательно понял, в чем заключается охотничий секрет этих песен. Волки замолчали, и я почувствовал, как немедленно проваливаюсь в сон. Я уснул легко и беззаботно, а когда проснулся, увидел, что медленно сползаю по стволу вниз. Я ухватился за ветку и задержался, руку в кровь разодрал, но все равно завис. Волки приплясывали между корнями, поскуливали и ставили друг на друга лапы.
Втянулся наверх. Хвост тоже сползал. Висел, опасно свесившись с ветки. Я поймал его за ворот, Хвост не проснулся.
Волки терпеливо улеглись. Я разбудил Хвоста, он поглядел на меня одурело. В голове было железо. Я знал, что вот-вот усну снова. Пришлось привязываться. Но выспаться толком все равно не удалось, подул ветер, пронырливый и холодный, как бы мы ни пытались устроиться, он проникал к телу и выдирал из сна.
Мы мучились полдня, потом придумали способ. В развилке к тому времени прогорела довольно большая круглая яма, я перекинул над ней несколько толстых веток и улегся. От угольков поднимался равномерный жар, я оказался как бы в потоке восходящего тепла, оно обтекало спину и согревало внутренности. Правда, спать таким способом получалось попеременно, один спал, а другой следил, чтобы угли тлели нежарко и чтобы не остывали совсем. Примерно через час приходилось просыпаться и обновлять угли ветками и листьями, но это было лучше, чем вообще не спать.
Я очнулся оттого, что Хвост тер мне уши и что-то кричал. И потому, что он тер мне уши, я никак не мог ничего услышать. Уши у меня давно отморожены, если к ним приложить силы больше, чем требуется, они болят и могут отвалиться.
Да, я проснулся. В голове было тупо.
– Заморозок! – кричал Хвост. – Заморозок идет!
Да.
Заморозок.
Лес наполнился ледяным шумом. Стеклянным