на желание спать, вечно обуревающее меня после полуночи (с чего бы это?), я таки закончила упражнения. Не то, чтобы я опасалась не перейти на третий курс. Просто уж очень низко падает самооценка после таких вот головомоек.
А потом я расслабилась. И совершенно напрасно, между прочим. На второй паре мы писали диктант. Я к нему готовилась. Честно, готовилась.
Может это случилось, потому что я уже второй день не могла как следует выспаться. Может, из-за напряжения, которое неизменно концентрировалось в воздухе на парах Эльвиры. Да кто его знает, почему я вдруг засомневалась в написании слова «единство». То есть, я совершенно отчетливо помнила, как оно произносится, а вот что там в середине – «i» или «a» не помнила.
Я написала «indivisability», исправила на «indivisibility» и поняла, что именно последний вариант правильный. Однако диктант все это время, пока я вспоминала, как пишется слово, само собой продолжался. Осторожно, как хитрая галка, я покосилась на листок Веры – моей соседки по парте. Я списала пропущенное слово, при этом умудрилась не потерять нить диктанта. Экая молодец. Только вот когда Эльвира оказалась возле студенческих столов, я не заметила. Еще секунду назад ее голос раздавался у доски, и тут же вдруг мой листок с диктантом взлетает в воздух и превращается в несколько клочков бумаги.
Эльвира невозмутимо продолжила диктовать. Видимо, она ожидала, что я в слезах выскочу из аудитории. Я сжала зубы и пообещала себе, что если заплачу, то весь следующий месяц не буду есть сладкое: ни одного пирожного, ни одного шоколадного батончика, ни одной печенюшки. Я даже испугалась, что пообещала себе такое. Испугалась и плакать передумала. Сложила руки на парте, как первоклашка, и сидела так, пока диктант не закончился.
Наверное, самообладание, проявленное мной, впечатлило Эльвиру. Она не стала грозить мне последствиями и жечь презрением. Просто объявила, что Перова на днях будет писать диктант на доске. Индивидуально.
Уже закончилась шестая пара, а отличное настроение и не думало меня покидать. О-о-ох, как же мало для счастья надо студентке иняза – достаточно, чтобы куратор не унижал перед одногруппниками, не смотрел, как на мокрицу несчастную. Хотя все-таки я себя обманывала: на самом деле меня радовало предстоящее свидание. Если бы Ильдар не предложил встретиться, наверняка разорванный листок с диктантом расстроил бы меня гораздо больше.
Самую малость смущала мысль, что мою подругу Таньку парни приглашают в клуб, а меня – в столовку. Зато Ильдар аспирант, а не студент сопливый. И потом, он такой огромный и сильный. Я видела, с какой завистью смотрели одногруппницы, когда он внес меня в аудиторию на руках.
Ильдар ждал меня на крыльце, как и обещал. По дороге в столовку я без умолку трещала: и про диктант поведала, и про статью Вконакте, и про то, что мои соседки по комнате немного оттаяли. Лишь когда мы взяли на раздаче подносы, я вдруг поняла, что веду себя, как бестолковая сорока – не даю Ильдару даже слово вставить.
Я замолчала, а он заметил:
– Здорово, когда у человека радужное настроение.
И больше