небо, парящие в нем птицы и рука, простирающаяся к ней. Что это? Где она оказалась? Кто спешит к ней с небес? Поморгав, прогоняя пелену сна и запекшиеся слезы (она снова плакала во сне, потому что опять кровавая линия медленно ползла по прекрасному лицу неизвестного мужчины от края губы к скуле, оставляемая незримым лезвием), она повернула голову и уперлась взглядом в стену, обитую нежным шелком оливкового цвета. Хотелось провести по ней рукой, но слабость во всем теле не позволила это сделать. Сил не было совершенно. Она почувствовала сухость во рту.
– Очнулась? – послышался женский голос. – Это хорошо. Тебе что-нибудь нужно?
Семерка медленно повернула голову на звук и увидела женщину средних лет, одетую в опрятную светлую одежду, но, не смотря на наряд, безысходность во взгляде выдавала в ней невольницу.
Неужели, пока девушка была без сознания, ввели новую форму одежды? Теперь не выдают безразмерные застиранные дерюги с чужого плеча? Но о чем она думает? Она была на грани жизни и смерти, и вот очнулась. Но надо ли ей это – жить в таких условиях? Зачем?
– Ты хочешь чего-нибудь? – повторила свой вопрос женщина тихим голосом. В ее взгляде читалось участие, но разве она может действительно сделать что-то стоящее для Семерки? Это не в ее власти.
– Да, свободы, – прохрипела девушка, облизнув сухие губы. – Или хотя бы воды.
Женщина с грустно улыбкой прошла к столу с графином с водой. Налила стакан и подала Семерке.
– Пей, пей, родная. У тебя что-то болит сейчас? – мягкая прохладная ладонь легка на лоб, и это оказалось так приятно.
Вероятно, она лишилась ребенка, возможно, дочери, и эта ее потребность в заботе о ком-то теперь распространилась на девушку. Но надолго ли?
И вообще, где она лежит? Неужели за время ее обморока так преобразовали лазарет, устроенный в деревянной хибаре на задворках лагеря? Стены обили шелком, на потолке искусный художник нарисовал небо… Художник… искусный художник… Чего она зацепилась за эти слова? Не понятно. А, ладно. Надо же – униформа, ремонт. Она проспала какое-то чудо. Что, произошла революция и свергли власть Генриха? Революция… Откуда это слово? Что оно означает? Кровопролитие во имя чего-то? Согнали одного туза, чтобы посадить другого. Тузы? Это про карты, что ли? И никаких изменений для толпы внизу, на баррикадах. Баррикады… Какое грубое режущее слово. Что-то колючее, угловатое, громоздкое и темное…
– Где я? – Семерка решила больше не мучиться догадками. – Откуда цветы? Это Таня принесла?
На круглом столе у окна красовалась ваза с пионами. Пришла мысль, что ей очень нравятся пионы. Это из прошлой жизни? Или она подумала это просто так? Ведь в своем положении она может предполагать что угодно, даже то, что она была незаконнорожденной дочерью короля. Боже, какого короля? Но Генрих сам сказал ей, что она может стать кем угодно.
– Нет, я не знаю ни о какой Тане. Сюда не пускают посетителей из лагеря в долине, – мягко произнесла женщина. – Это Регина принесла цветы.