Между Верой и двойником расстояние примерно два метра. Вот, та дама поворачивается спиной, идёт к двери. А луна светит ей в седой затылок. Среди жидких прядей явственно просвечивает плешка…
Вера Фёдоровна узнала собственный затылок. Видела его в парикмахерской, в зеркало, когда делала укладку. Сейчас она была совершенно спокойна. Двигалась следом за собой, вернее, за своим отражением в первозданной тишине. И наверняка знала, что всё это ей снится. И как раньше не догадалась? Надо бы остановиться, куснуть себя за палец. Но нельзя терять ни секунды. Почему-то не открывается рот, и никак не подать голос. Тапочки остались у постели, под уголком повисшей простыни.
Теперь они обе идут босиком, в сорочках-ришелье – нечёсаные, старые и жалкие. А один халатик в сиреневую розу лежит на ковре. Надеть бы его, но почему-то не дотянуться. Ткань проходит через её пальцы. Вот интересный сон! Надо будет внуку рассказать. Нет, лучше приятельницам. Потрясающе – никогда ведь не была лунатиком. Неужели только сейчас стала – от волнения из-за внука?…
Как занимательно плыть по воздуху, зная, что на самом деле лежишь в постели, на лечебной подушке «Контур». Потому так приятно расслаблено тело, не болит шея, не ноет затылок, не тоскуют суставы. Может быть, от того лекарства, что вкололи сегодня в частной дорогой клинике, и снятся такие сны?
Гусева наблюдала за собой со стороны и шла на кухню, на первый этаж. Она спускалась по лестнице, словно привязанная невидимой нитью к белой фигурке. Даже если бы и захотела остаться одна в спальне, не могла бы не последовать за ней. Кухня, в цветном кафеле, набитая итальянской техникой, была царством бабули Веры.
Опасаясь за жизнь внука, она никогда не допускала туда чужих кухарок, даже без уборщицы обходилась. А если плохо себя чувствовала и не могла справиться в одиночку, вызывала помощницу. Но никогда не оставляла её одну – так и сидела на табуретке, не спуская глаз. Кто знает этих приходящих? Вдруг микрофон установит для прослушивания? Или потом мойка взорвётся, как у Серёжиного приятеля? Может и яд подсыпать, особенно сейчас…
И вот они обе в темноте. Луна не светит, и небо за окном пасмурное. А ведь только что прыгали в вышине звёздочки – так казалось Вере. Но у крыльца горел фонарь, и свет проникал сквозь чугунные решётки. Блики заиграли на лезвиях кухонных ножей. Этот набор подарил ещё покойный муж. Вера каждый день оттачивала их, пробуя лезвия на ногте. Шесть ножей в гнёздах деревянной подставки – от самого маленького до огромного, с лезвием в тридцать сантиметров. Большим шеф-ножом Вера шинковала капусту. Он был тяжёлый, очень удобный для таких операций.
Интересно, к чему снятся ножи? Кажется, к ссоре. Надо проснуться, шире раскрыть глаза. Нет, никак! Много снотворного вкололи. Сама врачу жаловалась, что не может забыться ночью. И вот теперь, от беспрестанного волнения, мерещатся разные кошмары.
Старушка-двойник, в рубашке до пола, юркнула к дубовому столу, где и стояли ножи. Только эту вещь Вера не позволила внуку выбросить, заменить