жизни. Построенный в 1827 году, то есть совсем недавно, он был украшен 14 ампирными колоннами и, слегка округлённый по фасаду, заметно выделялся среди других домов ввиду своего углового расположения. Пушкин полюбил свой кабинет в мезонине, накалявшийся от жары в то лето, отмеченное необычайным зноем. Мебель, одолженная у Вяземских, была удобна и изящна. Молодая чета быстро наладила свой быт, достаточно неприхотливый, но и не утомляющий.
Очевидцы свидетельствуют, что каждое утро Пушкин принимал ледяную ванну, по другим источникам, он каждое утро ходил на озеро искупаться. Очевидно, и то, и другое утверждения недалеки от правды. После чая ложился в своей излюбленной позе на диван рядом с большим круглым столом и принимался за работу. Стопка чистой бумаги, заранее приготовленная, лежала на столе вместе с чернильницей и перьями. Тут же графин с холодной водой и банка с «крыжовенным» вареньем.
Исписанные листы Александр Сергеевич опускал на пол у дивана. Повсюду – на полках, на стульях, на столе и прямо на полу громоздились книги.
Пушкин прожил недолгую жизнь. Но какой насыщенной она была! Как много встреч, знакомств, обретений было в ней… Иногда он ссорился, дрался на дуэлях, вступался за свою честь и честь своих родных и друзей. Кто возьмется посчитать их всех – друзей Пушкина?
По ходу повествования автор вспоминал лишь некоторых из них, самых близких. И в этой главе расскажу только о тех, кто жил или бывал в Царском Селе летом и осенью 1831 года. Ну, может быть, вспомню еще кого-то, кто был связан с Царским Селом и Пушкиным в другое время…
– Александр Сергеевич! Пушкин! – Он обернулся. По Медвежьему переулку к нему спешил высокий и худощавый молодой человек в потертом, но тщательно вычищенном сюртучке и брюках, свежеотутюженных, но немного лоснящихся… Заранее сняв цилиндр, молодой человек то и дело откидывал назад непослушную челку и застенчиво улыбался, чуть виновато. Обаятельную эту улыбку не мог испортить даже великоватый нос молодого человека, быстро приближавшегося, может быть, несколько неуклюжей, но уверенной походкой, как бы объявлявшей всем: знаю, куда иду и помню, чего хочу!
– Николай Васильевич! Гоголь! Здравствуйте! – Пушкин тоже снял шляпу боливар и распахнул объятья. – Думаю, кто меня может знать в этом Павловске?
Они обнялись.
– И правда, какими судьбами, Александр Сергеевич? – Гоголь сиял, светился почти детской радостью, – вот уж не ожидал вас здесь встретить!
Пушкин вновь надел котелок, тщательно пряча под ним свои курчавые волосы, переложил тяжелую трость с левой руки в правую и они не торопясь, пошли рядом.
– Да вот пришел своих проведать. Родители у меня тут живут. – Пушкин, похоже, также был рад неожиданной встрече с молодым писателем, – тоже вас не ожидал увидеть, хотя помню, что вы здесь живете, говорили.
– А где ваш экипаж? – Николай остановился, – неужто, пешком?
– Конечно! У меня нет экипажа. Я в Павловск всегда пешим хожу. – Пушкин рассмеялся, – Да если б только в Павловск! Однажды, разговорился с ламповщиками и ушел с ними в Петербург, представляете?
– Пешком? В Петербург! –