В то время они снимали дачу у Чугунных ворот. Туда поэт и направился, по березовой аллее.
Николай Гоголь долго смотрел вслед поэту, потом опустил взгляд на свою руку. Только что эту руку пожал великий человек. Сказать кому в Малороссии – не поверят.
Будто прикованный, уничтожив окружающее, не слыша, не внимая, не помня ничего, пожираю я твои страницы, дивный поэт! И когда передо мною медленно передвигается минувшее и серебряные тени в трепетании и чудном блеске тянутся бесконечным рядом из могил в грозном и тихом величии, когда вся отжившая жизнь отзывается во мне и страсти переживаются сызнова в душе моей – чего бы не дал тогда, чтобы только прочесть в другом повторение всего себя?…
Так писал Николай Васильевич, находясь под магическим впечатлением от «Бориса Годунова». Что это? Восторг юности или зрелое определение созвучия, вызванного трагедией Пушкина в душе самого Гоголя? Наверное, и то и другое. Иначе как объяснить горечь следующих за этим отрывком строк молодого прозаика:
О, как велик сей царственный страдалец! Столько блага, столько пользы, столько счастия миру – и никто не понимал его… Над головой его гремит определение… Минувшая жизнь, будто на печальный звон колокола, вся совокупляется вокруг него! Умершее живет!.. И дивные картины твои блещут и раздаются все необъятнее, все необъятнее, все необъятнее…
Запись 1831 года.
Направляясь с женой в Царское Село, Александр Сергеевич рассчитывал на более широкий круг общения с друзьями. Увы, свирепствовавшая в Петербурге холера и ряд других вполне объективных обстоятельств помешал и осуществлению этого замысла. Не на шутку напуганный эпидемией, Петр Александрович Плетнев так и не появился в Царском, прячась в своем имении в Спасской Мызе под Петербургом даже после снятия карантина. Не приехал из Москвы занятый на службе Петр Андреевич Вяземский, не раз приглашавшийся Пушкиным. Антона Дельвига уже не было среди живых. «Иных уж нет, а те – далече…» Вернувшийся летом 1831 года из-за границы Александр Иванович Тургенев тоже в Петербурге не задержался, укатил в Москву. Там же безвылазно обитал и Петр Яковлевич Чаадаев… Когда-то в Царском Селе Пушкин весело проводил время с Адамом Мицкевичем. Теперь война с Польшей такую встречу сделала невозможной вообще. Список можно продолжать.
Зато был Василий Жуковский и присоединившийся к ним Николай Васильевич Гоголь. Была очаровательная «фрейлинка» Александра Осиповна Россет, подруга и приятельница всей тройки, которая своим живым умом, наблюдательностью, начитанностью и веселостью никак не портила их мужскую компанию.
Все лето я прожил в Павловске и Царском Селе. Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я. О, если бы ты знал, сколько прелестей вышло из под пера сих мужей. У Пушкина повесть, октавами писанная: «Кухарка», в которой вся Коломна и петербургская природа живая. Кроме того, сказки русские народные – не то что «Руслан и Людмила», но совершенно русские. Одна писана даже без размера, только